в семье хотя бы одного человека, который бы желал ее смерти. На ее мужа в таком 
случае могло бы пасть основное подозрение.
       Вопр.: Да, но это довольно странная идея. Вы имеете в виду, что если 
Мама испытывает суицидные мысли, то кто-то другой хочет ее смерти?
       Карл: Конечно! Конечно! Суицид, как и все остальное в жизни, имеет 
межличностную природу. В действительности я верю только в системы! Я не верю в 
индивидов, функционирующих в качестве целостных единиц. Я думаю, что они 
действуют только как части более широких систем.
       Вопр.: Может быть, просто она чувствует себя отчаянно одинокой?
       Карл: Конечно! Это означает, что Папа ее не хочет, что он желал бы, 
чтобы она ушла с его пути. Тогда он сможет танцевать с кем захочет. Вот что я 
думаю обо всем этом. Здесь имеет место “доклинический суицид”, если 
основываться на тех вещах, о которых мы только что говорили. Если бы она была 
действительно склонна к самоубийству, я тогда сделал бы семью ее госпиталем.
       Вопр.: Я не понимаю! Каким образом вам удалось бы сделать это?
       Карл: Я бы возложил на них ответственность за ее суицидность. Наша 
задача в данном случае состояла бы в том, чтобы определить, почему эта семья 
желает ее смерти. И кто здесь является главарем? Что случится, если она умрет? 
Если она покончит с собой, кто будет плакать? Сможет ли Папа оставить свой 
трактор и прийти на похороны? Приедут ли дети, например, Ванесса, на похороны 
своей мамы? Кто будет плакать дольше всего? Я бы задал все приходящие в голову 
вопросы про Маму. Я принудил бы ее пофантазировать даже о том, что может быть 
после ее предполагаемой смерти. Это послужило бы тому, чтобы ослабить именно те 
фантазии, которые сделали бы самоубийство возможным.
        Все это похоже на ту знаменитую историю о полицейском, который пытался 
говорить с человеком, стоящем на мосту и готовящемся покончить с собой. История 
реальна! Человек, казалось, вовсе не собирался разговаривать с полицейским и 
продолжал готовиться к своему роовому прыжку. В конце концов полицейский не 
выдержал, вытащил пистолет и заорал: "Слушай, сукин сын, если ты сейчас 
спрыгнешь, я тебя пристрелю!" В результате человек спустился вниз живой и 
невредимый. Вот это и есть настоящая психотерапия! Он перевернул представление 
этого человека о том, что именно случится, когда тот бросится с моста и тем 
самым внезапно расширил его перспективу! Именно это я и люблю делать и считаю 
важным, полезным в данной ситуации.
        Лекарства лишь прикрывают проблему. Можно пойти спать вместо того, 
чтобы ругаться с женой, - но вряд ли так улучшатся ваши взаимоотношения с ней и 
ваше собственное состояние. Это лишь прикрывает неблагополучие: неужели на 
следующее утро вы проснетесь и вообразите, что ничего не произошло?
        
        * * *
        
        Когда сессия возобновилась, мы продолжили обсуждать вопрос о 
самоубийстве. Я прибавил к сложившейся картине другой вектор внутрисемейного 
взаимодействия, беседуя с Мамой о том, как бы Папа справился с ситуацией, если 
бы она себя убила.
        
       К: Вы знаете, что случилось бы с ним, если бы вы совершили самоубийство?
       М: Нет.
       К: Я скажу вам. Бьюсь об заклад, он завянет и умрет через шесть месяцев.
       М: Я не знаю.
       К: Я могу предположить, что будет со мной, если моя жена умрет. Я думаю, 
что мне надо будет исчезнуть куда-нибудь в лес, и я не знаю, сколько времени 
пройдет до того, как я смогу вернуться. Не думаю, что покончу с собой, но 
состояние мое будет ужасно.
        
        Здесь я расширяю представление о проявлениях суицида, чтобы 
задействовать во всем этом Папу. Я говорю ему, что чувство вины, которое он 
испытывал по поводу невыношенной беременности, может вернуться.
        Это также высвечивает его подспудную зависимость от нее и разоблачает 
миф о том, что он будет продолжать танцевать, прокладывая дорожки к сердцу 
какой-нибудь молодой женщины.
        Между тем, рассказ о моей фантазии не оставляет им простора для 
бунтарства.
        
       М: Почему же вы не спрашиваете о том, что будет, если первым умрет он? 
Мне тоже будет очень плохо.
       К: Конечно.
       М: Я не смогу с этим справиться.
       К: Без сомнения. Это может вылечить ваш артрит, но вы будете чертовски 
одиноки и у вас начнется прямо-таки адская депрессия. Вы когда-нибудь говорите 
детям о своем одиночестве хотя бы в письмах?
       Дор: Нет! Она посылает нам только письма с новостями. Она не хочет 
писать о себе.
       К: Итак, по сути дела вы тоже бежите из семьи, как и он!
       М: Да.
       К: Я не думаю, что вы должны бегать от своих собственных детей. Может 
быть, вы боитесь, что если они будут знать правду о вашем состоянии, то это 
прибавит им хлопот?
       М: Для депрессии нет никаких оснований. Я просто одинока.
       К: Конечно. Вы чувствуете себя одинокой из-за фермы, из-за пяти детей и