|
Ван: Я знаю. Это правда. Мой парень тоже говорит обычно: "Ты путаешь
своих парней и гуру".
К: Как ты думаешь, могла бы ты прожить без гуру?
Ван: Или без парня?
К: Нет, нет.
Ван: Только без гуру?
К: Да. Потому что, если ты сможешь прожить без гуру, у тебя все хорошо
получится с парнем.
М: Правильно.
Ван: Я.... я....я боюсь этого. Мне нужно что-то такое, за что я могла бы
зацепиться.
Здесь Ванесса способна выразить словами свое желание, чтобы ее
оберегали. Ей хочется верить, что она опять маленькая девочка и окружена
заботой и вниманием, которые ей необходимы.
Сама интенсивность ее желания говорит о том, что здесь есть область,
заслуживающая подробного исследования. Мои усилия направлены на то, чтобы
связать эти потребности с проблемами семьи и ее желанием получить нечто большее
от отца.
К: И ты не можешь положиться на Папу?
М: Да! Все именно так!
Ван: Может быть, я не знаю.
К: Вчера ты сказала, что проблемы с парнями как-то связаны с Папой.
Ван: Да.
К: Не думаешь ли ты, что не можешь положиться на него потому, что он не
полагается на Бога как на гуру?
Ван: Я не знаю. Просто я не чувствую себя в безопасности с моими
родственниками. Я не могу сказать: "Папа, я боюсь". Не думаю, что с ним у меня
есть контакт подобного рода.
К: Когда ты перестала обниматься с Папой?
Ван: О, я не знаю, не знаю (ее тревожность возрастает). Я даже не помню.
К: Когда ты была маленькая, да?
Ван: Да.
К: Появлялось ли у тебя когда-либо чувство, что он боится сексуальных
переживаний, связанных с тобой?
Ван: Да, я это чувствовала.
Мы уже обсуждали ранее - истинная проблема Ванессы в том, что она не
может быть близка с Папой. Возникла тревога, когда я спросил про обнимание. Моя
реакция вызвана желанием вынести этот вопрос на поверхность. Выявляя ее
тревожность по поводу запрета на инцест, я надеюсь способствовать освобождению
Ванессы, чтобы она могла видеть повседневную жизнь более ясно.
К: Не припомнишь ли ты, когда это приблизительно было? Моя мать впала в
панику по поводу сексуальных чувств, вызванных мною, когда мне было тринадцать.
Я понял это не сразу, а намного позже.
Здесь я делюсь кусочком своей жизни и таким образом нормализую вопрос о
сексуальных чувствах между родителями и детьми. Я стараюсь ослабить их
оборонительную установку по этому поводу.
Такой вид общения трудно отвергнуть, в отличие от любых прямых вопросов
об инцесте в их семье. Когда они слышат рассказ о моей жизни, то не могут так
же легко подвергнуть сомнению его истинность, как при упоминании об их жизни.
Это часть моего опыта, а не их. Но поскольку это имеет еще и универсальное,
общечеловеческое значение, оно является и их частью.
Ван: А-га-а...
К: Имеешь ли ты какое-то представление о том, сколько тебе было лет,
когда ты и Папа уже не могли выносить возбуждения, вызываемого друг другом?
Ван: Я бы сказала, где-то после двенадцати. В голову приходит цифра
двенадцать.
Способ, которым Ванесса отвечает на мой вопрос о переживаниях по поводу
отсутствия телесных контактов с Папой, свидетельствует о том, что эта область
нагружена скрытыми смыслами. И вновь мое естественное побуждение - подтолкнуть
их на уровень, вызывающий большую тревожность - и тем дать возможность понять
новый аспект действительности.
Однако, по правде говоря, это не такой уж спорный вопрос. Я просто
приоткрываю здесь некую универсальную реальность. Высветить импульсы - не
значит создать их вновь. Родители и дети действительно испытывают друг к другу
сексуально окрашенные чувства. И опасными их делает та паника, которая связана
с их отрицанием. Отдалять себя от детей, чтобы избежать импульсов, приводящих в
замешательство - значит делать плохо семье. Я же хочу, чтобы мы стали лицом к
лицу со своими импульсами, а не жили в страхе перед ними.
Решение поделиться с семьей частицей моего собственного связано с
убеждением, что для того, чтобы по-настоящему войти внутрь семейной системы,
необходимо вести себя очень личностно. Когда я смотрю на них, я должен открыть
частичку себя. Когда же они смотрят на меня, я хочу, чтобы они были в состоянии
|
|