расспроса или интерпретации: это метафорические послания, своего рода стихи, в 
которых "рифмы" и "ассонансы" не менее важны, чем тема, и поистине – из песни 
слова не выкинешь. Слово же приобретает множественные (и иные) смыслы, 
отрывается от обыденного своего употребления, да и бытовые его значения 
поворачиваются забытыми или странными гранями и все вместе создает некий эффект.
..Ну, впрочем, в отношении стихов это давно и хорошо известно. Как известно и 
то, что получилось, когда текст "Песни песней" был воспринят не как поэзия, а 
как "инструкция по сборке": "И на них – литое чудо - Отвратительней верблюда – 
Медный в шесть локтей болван..." Последствия буквального понимания метафор в 
лучшем случае уродливы и смешны, как этот "скульптурный портрет Суламифи" у 
Саши Черного. В худшем – трагичны, о чем свидетельствуют источники высочайшие и 
серьезнейшие. И от века говорящий притчами обречен на непонимание, составляющее,
 видимо, важную часть его миссии.
        "Хорошо, – скажет скорее вдумчивый, нежели увлекающийся читатель, – а 
какой же смысл в этой книге, если в качестве методического пособия ее не 
используешь?" А такой, как вообще в возможности близко наблюдать работу больших 
мастеров: повторить невозможно, но и пропустить нельзя, сама встреча с фигурой 
такого масштаба – род инициации. Событие. Испытание. 
        Методические же пособия пишут, как известно, ассистенты и доценты на 
кафедрах. И дело это нужное и полезное, однако к личным озарениям читающего 
никак не ведущее. Почему – неизвестно. Возможно, большинство ассистентов и 
доцентов недостаточно поэты. Или недостаточно безумцы.
        И об этом Карл Витакер, понимающий толк и в том и в другом, писал: 
"Профессионалам вообще не свойственно делать что-то для них новое – может быть, 
только когда (заботами и изобретательностью пациентов) их на это толкает жизнь".

        
       Екатерина Михайлова
      ПРЕДИСЛОВИЕ
       
        В понедельник в 8 часов утра в конце лета 1981 года я сидел у кабинета 
Карла Витакера и ждал его прихода. Это была моя первая встреча с Карлом. Дело 
происходило через три года после окончания мной колледжа и поэтому я 
рассматривал встречу с Карлом как очень удачную возможность поучиться. С резюме 
в руках я нервно ждал, готовя более или менее остроумное начало разговора, а 
также слова благодарности за то, что моя просьба о трехдневном визите была 
удовлетворена.
        Через некоторое время он появился. Не успел я вскочить для приветствия, 
как сначала Мама... затем Папа... затем трое детей последовали за ним в кабинет.
 Что-то здесь было не так! Такого я не ожидал! Еще до того, как я смог осознать,
 что происходит, Карл сказал: "Привет! Вы, должно быть, Билл. Входите и начнем".
 Ошеломленный, я последовал за семьей, уже кое-как рассевшейся, и быстро 
погрузился в диванную мягкость. Я, конечно же, пришел сюда для того, чтобы 
поучиться символическому подходу в терапии, но не ожидал, что окажусь в роли 
пациента!
        Еще до полудня Витакер принял четыре семьи. К тому времени я преодолел 
свой ступор, избавился от первоначального ощущения нереальности происходящего и 
начал наслаждаться тем, что происходит вокруг.
        Днем пришли еще две семьи, одна супружеская пара и к тому же состоялась 
супервизорская встреча с одним из местных семейных терапевтов.
        В половине шестого, во время работы с последней семьей, я уже был до 
предела вымотан. День оказался интересным, напряженным и драматичным. Я 
несколько раз глубоко вздохнул и приготовился к заключительному обсуждению 
событий дня с Карлом. Но как только я это сделал, он взглянул на часы, вскочил 
со своего кресла и направился к двери. До того как исчезнуть в дверном проеме, 
он обернулся и бодро спросил: "Завтра в это же время?" Когда я кивнул в знак 
согласия, он сказал: " Будете уходить - заприте кабинет. Встретимся в 8-00".
        Опять я застыл, как памятник. Прошло несколько минут прежде чем я смог 
сдвинуться с места. Я пребывал в каком-то в сюрреалистическом мире, окруженный 
событиями дня и теми игрушками, произведениями искусства, которые находились в 
кабинете. За весь тот утомительный день энергия и энтузиазм Карла отнюдь не 
убыли, хотя уже тогда ему было около 70 лет, мне же не исполнилось и 30.
        Первый же день убедил меня в том, что есть нечто, чему мне 
действительно необходимо было учиться у этого человека. В последующие годы мы 
встречались еще не раз. Каждый опыт был ценен по-своему. Когда Карл ушел на 
пенсию из Университета в Висконсине и для меня уже не было практической 
необходимости участвовать в его клинической работе, мне пришла в голову мысль 
поделиться своим учебным опытом с другими. Данная книга - результат реализации 
этой идеи. Книга была задумана мною с целью сделать достоянием профессионалов 
ценный клинический материал и не претендует на изложение всеобъемлющей теории 
семейной терапии. Я уверен в том, что, изучая работу Карла даже с одной семьей, 
можно понять основные элементы всего его подхода. Вместо того чтобы быстро 
пробежаться по музею, убедившись в том, что вы мельком взглянули на каждую 
представленную здесь картину, не лучше ли для более глубокого понимания 
искусства провести время у какого-нибудь одного шедевра великого мастера?
        В данном тексте мы хотим, чтобы читатель одновременно сконцентрировался 
на двух аспектах - на личности терапевта и на самом процессе терапии. Без 
такого бинокулярного видения невозможно понять представляемый материал.
        В то время как стенограммы встреч Карла с семьей отражают только его 
собственную работу, комментарии и теоретические рассуждения писались совместно.