самым важным является то, что данные формы поведения нередко представляют из 
себя поведение не просто скрываемые, но и целиком связанное с индивидуальным 
воображением, т.е. тем, что Евреинов как раз и называл "театром для себя".
При этом действие в воображаемом поле, в мнимой ситуации становится возможным 
благодаря тому, что в этой "мыслимой" ситуации поведение определяется не 
непосредственным восприятием вещи (resp.- объекта), а смыслом этой ситуации, 
что достигается разделением вещи и слова, ее означающего. Последнее, 
по-видимому, и лежит в основе деперсонификации и символизации, позволяющих 
разрушить целостность объекта с вычленением необходимых его характеристик, 
стимулирующих определенные переживания, соответствующие более раннему 
возрастному периоду. 
Л.С.Выготский (1982), разделяя мнение Е.К.Сеппа и Э.Кречмера, писал: "...те 
механизмы, которые управляют нашим поведением на ранней ступени развития... не 
исчезают у взрослого человека вовсе; они включены как вспомогательный 
исполнительный механизм в состав более сложной синтетической функции. Внутри 
нее они действуют по другим законам, чем те, которые управляют их 
самостоятельной жизнью. Но когда высшая функция почему-либо распадается, 
сохранившиеся внутри нее подчиненные инстанции эмансипируются и снова начинают 
действовать по законам своей примитивной жизни... Расщепление высшей функции и 
означает в условном, конечно, смысле как бы возврат к генетически уже 
оставленной ступени развития". Подтверждением тому является психопатологическая 
феноменология. Так, Т.Н.Гордовой (1938) был приведен ряд наблюдений кататимного 
перехода в содержание состояний нарушенного сознания у эпилептиков детских 
переживаний, аффективно в свое время насыщенных, потом забытых и позднее 
неоднократно стереотипно продуцируемых только в состояниях неясного сознания с 
регрессом в тот период детства, который соответствовал времени переживания. 
Не случайно и само содержание парафильного поведения, отражающего в первую 
очередь те структуры сознания и самосознания, формирование которых происходит в 
определенных возрастных пределах. Незавершенность становления этих структур, их 
неопределенность и размытость заставляет вновь и вновь обращаться к 
экспериментированию с ними в парафильных реализациях. 
Это становится возможным только при условии возврата к тому периоду детского 
сознания, в который та или иная проблема развития самосознания не была 
разрешена должным образом, т.е. не обыграна в полной мере. Этот регресс к 
детскому состоянию сознания достигается примерно тем же путем, который 
используется и при игровом поведении, когда резко разделяются два мира: мир 
обыденный и мир сугубо индивидуальный, не только от взрослых и соответствующих 
табу независимый, но и построенный по своим особым внутренним законам, отличным 
от законов внутреннего мира взрослых. При этом характерное поведение и 
соответствующие иллюзии сохраняются лишь до тех пор, пока длится игровая 
ситуация, по ее завершению меняется не только поведение, но и восприятие тех же 
самых предметов. 
Поэтому все вышеописанное своеобразие феноменологии парафильного поведения, 
возможно, не имело бы особого смысла, если бы не касалось впрямую состояния 
высших психических функций. Дело в том, что структурам поведения соответствуют 
и структуры сознания (Берлянд И.Е.,1992), не только создающие качественно 
своеобразный игровой мир парафильного действа, но прежде всего - его основу в 
виде особого состояния сознания с его диссоциацией.
Психологическим механизмом диссоциации представляется дезидентификация. В 
рамках психосинтеза была предложена своеобразная формулировка, описывающая роль 
идентификации в регуляции поведения и эмоций: "над нами доминирует все, с чем 
"Я" идентифицирует себя, мы можем контролировать все то, с чем "Я" себя 
дезидентифицировало" (Assagioli R.,1985). По сути, это принцип превращения 
эгосинтонии в эгодистонию, и, вероятно, он лежит в основе такого вида 
психологической защиты как проекция, с одной стороны, с другой - в основе таких 
психопатологических феноменов, как непроизвольность, аспонтанность, 
отчужденность, насильственность и овладение (по мере нарастания степени 
дезидентификации).
R.Assagioli (1985) выделяет такие виды самоидентификации, как доминантная - 
отождествление себя с наибольшей ценностью или c доминирующей функцией, и 
ролевая - отождествление с социальной ролью. По его мнению, эти виды 
самоидентификации имеют отрицательные последствия:
1) индивид не знает и не реализует себя на самом деле;
2) идентификация с одной частью личности исключает или значительно уменьшает 
способность к самоидентификации с другими частями личности
3) сам жизненный процесс делает поддержание этих самоидентификаций невозможным, 
так как меняет ресурсы личности.
Методика "дезидентификации", предлагаемая R.Assagioli, является иллюстрацией 
возможности идентификации человека только, к примеру, с эмоциональной сферой 
эталона или с его мышлением. Подобные "парциальные" идентификации можно 
представить в виде появления и обособления субличностей, связанных с 
нерешенными конфликтами на разных стадиях развития (Assagioli R.,1985) с 
фиксацией онтогенетически ранних форм поведения (регрессия). Определенный круг 
нерешенных идентификационных проблем характерен и для лиц с парафилиями.
Э.Бадентэр (1995) считает, что становление мужской идентичности идет через 
отрицание и дифференциацию, когда мужчина убеждается сам и убеждает других, что 
он - не ребенок, не женщина, не гомосексуалист. Хотя последнее отрицание 
представляется искусственным, любопытно отметить совпадение дихотомий 
деперсонификации и предлагаемых стадий онтогенеза идентичности.
Предлагаемые в гл.4 два механизма идентификации с объектом: - с его