авившейся мне гейшей, удостаивавшей 
меня раньше в лучшем случае лишь мимолетным взглядом.

Мы продолжали идти по улице, и практически каждый встречный что-нибудь говорил 
Мамехе или по крайней мере кланялся ей, а затем кланялся или кивал головой мне. 
Несколько раз я останавливалась, отвечая на поклон, и в результате на один-два 
шага отстала от Мамехи. Она хорошо видела мои затруднения, поэтому повела меня 
в тихую аллею и показала, как лучше ходить. Моя проблема, с ее точки зрения, 
заключалась в неумении держать верхнюю часть тела независимо от нижней. 
Раскланиваясь со встречными людьми, я обязательно останавливалась.

– Замедление шага означает выражение уважения, – сказала она. – Чем больше ты 
замедляешь шаг, тем больше уважения выказываешь. Ты должна остановиться при 
встрече с кем-нибудь из своих учителей, но не останавливайся перед каждым 
встречным, иначе никуда не попадешь. Двигайся в одинаковом темпе, делая 
небольшие шаги, чтобы низ кимоно трепетал. Идущая женщина должна производить 
впечатление волны, разбивающейся о песчаный берег.

Я прошлась взад-вперед по аллее, принимая во внимание разъяснения Мамехи, глядя 
себе под ноги и следя, трепещет ли низ кимоно, и, когда ее устроила моя походка,
 мы пошли дальше.

Все наши приветствия поддавались систематизации. Молодые гейши, встречавшиеся 
нам на пути, обычно замедляли шаг или останавливались и низко кланялись Мамехе, 
а она отвечала ласковым словом или слегка кивала головой. После этого молодая 
гейша бросала на меня недоуменный взгляд и слегка кланялась. Я же, со своей 
стороны, как самая юная из встречавшихся нам женщин, отвечала глубоким поклоном.
 При встрече с женщиной средних лет или пожилой Мамеха почти всегда кланялась 
первой, а женщина отвечала уважительным, но не таким глубоким, как у Мамехи, 
поклоном. Затем она оглядывала меня с головы до ног и слегка кивала головой. Я 
всегда отвечала на эти кивки глубочайшими поклонами, выполняя которые все же 
могла удержаться на месте и не потерять равновесие.

В тот день я рассказала Мамехе о дебюте Тыквы и несколько месяцев ждала от нее 
объявления дня моего дебюта. Но миновали весна и осень, а она так ничего и не 
говорила. В отличие от яркой, интересной жизни Тыквы моя жизнь была заполнена 
занятиями и поручениями, и лишь изредка привычная рутина разбавлялась 
пятнадцатиминутным общением с Мамехой. Иногда я сидела в ее квартире, и она 
учила меня, что и как нужно делать, но чаще всего меня одевали в одно из ее 
кимоно и мы гуляли по Джиону, ходили к ее предсказателю или парикмахеру. Даже 
когда шел дождь и у нее не было определенной цели, мы гуляли под лакированными 
зонтиками, прохаживаясь от магазина к магазину, узнавая, когда привезут новые 
духи из Италии или сошьют новое кимоно.

Вначале я думала, Мамеха берет меня с собой, чтобы обучить таким вещам, как 
правильная осанка – она постоянно слегка ударяла меня по спине сложенным веером,
 чтобы я держала спину ровно, – и общение с людьми. Казалось, Мамеха знакома со 
всеми, она всегда улыбалась, находила ласковое слово даже для молодых служанок, 
понимая, что своей славой обязана всем людям.

Однажды, когда мы выходили из книжного магазина, я неожиданно поняла, для чего 
она так часто со мной гуляла. Ей вовсе не нужно было ходить в книжный магазин, 
к изготовителю париков или за канцтоварами. Если она действительно в чем-то 
нуждалась, она вполне могла послать своих служанок, а не ходить сама. Она 
откладывала мой дебют, чтобы люди в Джионе видели нас вместе и заметили меня.

Теплым октябрьским вечером мы вышли из апартаментов Мамехи и пошли вдоль 
Ширакава, наблюдая за листьями вишневого дерева, плавно опускавшимися на воду. 
Множество людей вышли полюбоваться погожим днем и посмотреть на листопад. Все 
они приветствовали Мамеху и никогда не забывали поклониться или кивнуть мне.

– Тебе не кажется, что ты становишься популярной? – спросила она меня.

– Думаю, большинство людей поприветствовали бы и барана, следуй он рядом с 
Мамехой-сан.

– Барана в особенности, – улыбнулась она. – В этом было бы что-то необычное. Но 
на самом деле очень многие интересуются девушкой с красивыми серыми глазами. 
Они не запомнили твое имя, но это не имеет значения. Тебя все равно скоро никто 
не будет называть Чио.

– Неужели Мамеха-сан хочет сказать...

– Да, я разговаривала с Ваза-сан, – так звали предсказателя Мамехи, – и он 
порекомендовал третье ноября для твоего дебюта.

Мамеха остановилась и посмотрела на меня. Я же встала как вкопанная, а мои 
глаза стали напоминать рисовые крекеры. Я не закричала и не захлопала в ладоши, 
потеряв от потрясения дар речи. Наконец поклонилась к Мамехе и поблагодарила ее.

– Ты постепенно становишься хорошей гейшей, – сказала она, – но ты станешь еще 
лучше, если научишься разговаривать с помощью глаз.

– Но я этого никогда не делала, – сказала я.

– Глаза – наиб