но ко мне. Складка на 
ее шее тряслась от негодования. Какое-то время она сжимала в руках сложенный 
веер, а затем коснулась им моего подбородка.

– Топать нужно не когда вздумается, – сказала она. – И совсем не обязательно 
дергать подбородком.

Во время танцев школы Иннуэ лицо должно сохранять неподвижность, подобно маскам 
Театра Но. Учительницу возмущал мой дергающийся подбородок, а в это время ее 
собственный трясся от злости. Я чуть не разревелась от несправедливости, а 
другие ученицы громко засмеялись. Огузок отчитала меня за слезы и в наказание 
выгнала из класса.

Не знаю, что бы из меня получилось, если бы однажды Мамеха не поговорила с ней 
и не объяснила ситуацию. Не знаю, как сильно Огузок ненавидела Хацумомо до 
этого, но уверена, стала ненавидеть ее еще больше, поняв, как Хацумомо 
одурачила ее. Ей было так неловко за свое отношение ко мне, что вскоре я стала 
ее любимой ученицей.

Не могу сказать, что я обладала каким-нибудь определенным талантом, но я всегда 
без устали работала для достижения своей цели. С момента моей встречи с 
Председателем я упорно стремилась стать гейшей и занять свое место в мире. А 
после того как Мамеха подарила мне эту возможность, я старалась изо всех сил. 
Но первые полгода учебы я ощущала перегрузку от занятий, домашних поручений и 
особенно от больших ожиданий. Позже я научилась пользоваться маленькими 
уловками, позволявшими сделать мою жизнь более спокойной. К примеру, мне 
удавалось «играть» на сямисэне даже во время беготни по поручениям. Я мысленно 
репетировала новую песню, представляя себе, что моя левая рука перемещается по 
шейке инструмента, а правая ударяет по струнам. Поэтому, когда реальный 
инструмент попадал ко мне в руки, я неплохо играла, будто прежде не один раз 
упражнялась. Некоторые думали, что мне удавалось разучивать песни без 
тренировки, но на самом деле я практиковалась в игре на сямисэне всегда, когда 
ходила взад и вперед по улочкам Джиона.

Другая уловка помогала мне выучить балладу или какую-нибудь другую песню. С 
детства я обладала способностью, один раз услышав какую-нибудь мелодию, 
отчетливо помнить ее на следующий день. Не знаю, с чем это связано, возможно, с 
моими индивидуальными особенностями. Поэтому, отправляясь спать, я 
просматривала текст, а утром, еще не поднявшись с постели, пока мой мозг был 
расслаблен и восприимчив, прочитывала текст еще раз. Обычно для запоминания 
этого хватало, но с музыкой дело обстояло сложнее. Я старалась найти 
максимально соответствующие звукам образы. Например, звук упавшей с дерева 
ветки ассоциировался у меня со звучанием барабана, шум бегущего по скалам ручья 
– с нотами высокого регистра на сямисэне. Таким образом, песня походила на 
прогулку в лесу.

Но самой большой и самой важной для меня проблемой оказались танцы. Несколько 
месяцев я пыталась использовать различные изобретенные мной уловки, но они мне 
не помогали. В один из дней Анти разоралась на меня за пролитый мною на журнал 
чай. Смешно, но в тот момент, когда это произошло, я как раз думала о том, 
какая она хорошая. Расстроенная ее криком, я вспомнила свою сестру, 
существующую где-то вдали от меня, свою маму, которая, я надеялась, находится в 
раю, отца, который хотел, продав нас, дожить остаток своих дней в одиночестве. 
От переполнивших меня мыслей мое тело отяжелело, и я поднялась по лестнице в 
комнату, где спала вместе с Тыквой. После посещения Мамехой окейи Мама 
переселила меня наверх. Но вместо того, чтобы, как обычно, лежать на татами и 
плакать, я сделала рукой круговое движение, которое мы разучивали сегодня во 
время танца, показавшегося мне очень грустным. В этот же момент я подумала о 
Председателе и о том, насколько лучше стала бы моя жизнь, если бы я могла 
положиться на человека вроде него. Я следила за своей рукой, описывающей фигуры 
в воздухе, и мне казалось, что эти мягкие движения выражают печаль и желание. 
Моя рука парила в воздухе с огромным достоинством, напоминая движение 
океанского лайнера, рассекающего гладь воды, а не падающего с дерева листа. Под 
достоинством я подразумеваю чувство уверенности, не свойственное легкому 
дуновению ветерка или гребню волны.

Этим вечером я обнаружила, что, испытывая чувство тяжести в теле, могу 
двигаться с большим достоинством. А когда я представляла Председателя, 
наблюдающего за мной, мои движения начинали передавать такую глубину чувств, 
что каждый жест в танце был обращен к нему. Поворот вокруг своей оси со 
склоненной головой мог выражать вопрос: «Когда мы сможем хоть один день 
провести вместе?» Вытянутая вперед рука и раскрытый веер выражали благодарность 
за то, что он составил мне компанию. Закрывая в танце веер, я пыталась сказать, 
что для меня нет ничего более важного, чем доставить ему удовольствие.




Глава 
13

Весной 1934 года, спустя два года после того, как я снова начала учиться, 
пришло время Тыкве стать начинающей гейшей, по крайней мере так решили Мама и 
Хацумомо. Меня об этом никто не известил. Тыкве давно запретили со мной 
общаться, а Мама и Хацумомо, естественно, не стали тратить время