ручением в город. Она 
насторожилась, опасаясь навлечь на себя неприятности. Но я пообещала отплатить 
ей чем-нибудь, и она согласилась. В три часа дня она позвала меня со 
двора:
– Чио-сан, не могла бы ты пойти купить мне новые струны для сямисэна и 
несколько журналов Кабуки.

Ей для повышения эрудиции велели читать журналы Кабуки. После этого она сказала 
более 
громко:
– Ты не возражаешь, 
Анти?
Дремавшая у себя в комнате Анти не ответила.

Я вышла из окейи и пошла вдоль ручья Ширакава к мосту, ведущему к кварталу 
Мотойоши-чо. Стояла прекрасная погода, и много мужчин и женщин прогуливались по 
улицам. Стоя у моста, я увидела двух иностранных туристов, осматривавших 
знаменитый район Джион. Мне доводилось и раньше видеть иностранцев в Киото, но 
эти выглядели очень необычно: с крупными носами, ярко окрашенными волосами, в 
длинных платьях. Один из них, показывая в мою сторону, что-то сказал на 
незнакомом языке, и оба они уставились на меня. Смутившись и избегая 
встречаться с ними взглядом, я сделала вид, будто ищу что-то на тротуаре.

Наконец пришла служанка Мамехи и, как я и опасалась, повела меня через мост к 
тому же дому, куда мы относили кимоно с Хацумомо и Корин. Казалось ужасно 
несправедливым, что эпизод давнего прошлого продолжает причинять мне 
неприятности.

Служанка открыла дверь, и мы поднялись по лестнице наверх, сняли туфли и вошли 
в квартиру.

– Чио здесь, госпожа! – закричала она.

Из соседней комнаты донесся голос 
Мамехи:
– Спасибо тебе, 
Тацуми!
Молодая женщина отвела меня в комнату, где я присела на одну из диванных 
подушек, стараясь сохранять спокойствие. Очень скоро ко мне подошла другая 
служанка и принесла чашку чаю. Оказывается, у Мамехи было две служанки. 
Угощение чаем было для меня неожиданным. Подобное случалось со мной только 
несколько лет назад, в доме у господина Танака. Я поблагодарила ее поклоном, 
сделала несколько глотков, чтобы не показаться невоспитанной, и какое-то время 
сидела неподвижно, прислушиваясь к шуму воды, доносившемуся из окна.

Апартаменты Мамехи оказались небольшими, но очень элегантными. Циновки татами 
приятного зеленовато-желтого цвета пахли соломой. Обычно, если вы обращали 
внимание, циновки татами по краю обшиты хлопчатобумажной или льняной бейкой. 
Здесь же края циновок были обработаны шелком с орнаментом из золотых и зеленых 
нитей. В алькове висел свиток, выполненный талантливой рукой. Как выяснилось, 
его подарил Мамехе известный каллиграф Мацудайра Койчи. Под ним, на деревянном 
основании алькова, стояла черная, покрытая глазурью ваза с цветущими веточками 
кизила. Она мне очень понравилась. Ее подарил Мамехе мастер-керамик Йошида 
Сакухей – живая легенда двадцатых годов.

Наконец из дальней комнаты вышла Мамеха, одетая в кремовое кимоно. Я 
повернулась и низко-низко поклонилась. Она подошла к столу, села на колени 
напротив меня, взяла приготовленную для нее чашку чаю и 
сказала:
– Итак, Чио... Почему ты не расскажешь мне, как тебе удалось сегодня уйти из 
окейи? Уверена, госпожа Нитта не любит, когда ее служанки отлучаются по своим 
делам среди дня.

Честно говоря, я не ожидала подобного вопроса и совершенно не представляла, как 
на него отвечать; с другой стороны, я понимала – промолчать будет очень 
невежливо. Мамеха сделала глоток, довольно ласково посмотрела на меня и в конце 
концов 
проговорила:
– Ты думаешь, я пытаюсь отругать тебя? Мне просто хочется понять, не возникнут 
ли у тебя неприятности из-за твоего прихода сюда.

Эти слова меня успокоили.

– Нет, госпожа, – ответила я. – Меня отправили за струнами для сямисэна и 
журналами Кабуки.

– Замечательно, у меня много и того, и другого, – сказала она и попросила 
служанку принести струны и журналы. – Когда пойдешь обратно в окейю, возьмешь 
их, и никому не придет в голову спросить, где ты была. А теперь расскажи мне 
кое-что. Когда я приходила в окейю отдать дань Грэнни, то видела там еще одну 
девочку, твою ровесницу.

– Это, наверное, Тыква. У нее круглое лицо? Мамеха спросила меня, почему я 
называю ее Тыквой, а после моего объяснения засмеялась.

– А как Хацумомо относится к 
Тыкве?
– Я думаю, госпожа, она обращает на нее не больше внимания, чем на листок, 
случайно залетевший во двор.

– Поэтическое сравнение... Листок, залетевший во двор. К тебе Хацумомо так ж