|
свое полное имя
и место рождения.
Когда я услышала эти слова, я представила, как Сацу сидит перед Авайи и с
ужасом смотрит ему в глаза. Она наверняка была именно в этой комнате, если меня
регистрируют, значит, и она прошла через это.
– Моя фамилия Сакамото, – ответила я. – Я родилась в Йоридо. Вы ведь слышали об
этом городе от моей старшей сестры
Сацу?
Я думала, Хацумомо очень рассердит мой ответ, но мне показалось, она даже
обрадовалась, что я завела об этом разговор.
– Если она старше тебя, то ее должны были зарегистрировать раньше, но я не
помню ее. Думаю, ее нет в Джионе.
Теперь я поняла причину радости Хацумомо. Она заранее знала ответ Авайи. Но в
Киото есть и другие районы, где живут гейши, видимо, Сацу в одном из них. Я
должна ее найти.
Я вернулась в окейю, и Анти отвела меня в баню, расположенную в конце нашей
улицы. Я ходила туда и раньше, но не с Анти, а со старшими служанками,
снабжавшими меня кусочком мыла и небольшим полотенцем. Сидя на корточках, они
мыли друг друга, а я мылась сама. Сегодня же Анти предложила помыть мне спину.
К моему удивлению, она совершенно меня не стеснялась и вела себя так, словно ее
свисающие длинные груди были не более чем бутылки. Она даже несколько раз
случайно задела ими мое плечо.
После бани мы вернулись в окейю, и я впервые надела ярко-голубое, с рисунком из
зеленых листьев, шелковое кимоно, воротник и рукава которого обрамлял орнамент
из желтых цветов. Потом она проводила меня в комнату Хацумомо, предварительно
предупредив, чтобы я ни в коем случае не смутила и не разозлила ее. Чуть позже
я поняла, зачем она мне это говорила. Рано утром гейша выглядит как любая
другая женщина. Ее лицо может быть жирным, а дыхание – неприятным. Только
прическа сохраняется даже ночью, но во всем остальном гейша ничем не отличается
от других женщин. А гейшей она становится лишь после того, как подольше посидит
перед зеркалом и аккуратно наложит грим. Правда, просто гейша становится
настоящей гейшей, только когда и ход ее мыслей начинает отличаться от обычного.
Мне предложили сесть рядом с Хацумомо, где я могла видеть ее лицо в крошечном
зеркале на ее столике. Она сидела на коленях на подушке в хлопчатобумажном
платье и держала в руке пять кисточек разного размера и формы. Некоторые были
широкими, как веер, другие выглядели как палочки для еды. Наконец она
обернулась и показала их мне.
– Это мои кисточки, – сказала она. – А это узнаешь? – И она протянула мне
стеклянную баночку с белым содержимым и покрутила ею в воздухе перед моим носом.
– Это то, что я велела тебе никогда не трогать.
– Я ее не трогала.
Она несколько раз понюхала закрытую баночку и
сказала:
– Да, ты не трогала.
Потом поставила баночку, взяла три пигментные палочки и разложила передо мной
на ладони, давая мне возможность хорошо разглядеть их.
– Это тени. Можешь посмотреть.
Я взяла одну палочку из ее рук. Она была размером с детский пальчик, но твердая
и гладкая, как камень.
Хацумомо убрала пигментные палочки и достала нечто очень напоминающее
деревянную палочку, обуглившуюся с одного края.
– Это – дерево паулония, мы используем его для подводки бровей. А это воск. –
Она взяла два кусочка воска и дала мне в руки. – Как ты думаешь, для чего я
тебе все это
показываю?
– Чтобы я поняла, как вы делаете макияж, – ответила я.
– О боже, нет! Я показываю тебе все это, чтобы ты поняла – в макияже нет
никакого волшебства. И один макияж не превратит несчастную Чио во что-то
прекрасное.
Хацумомо повернулась к зеркалу и начала открывать баночку с желтым кремом,
мурлыча себе под нос какую-то песенку. Если я вам скажу, из чего изготавливался
этот крем, вы не поверите, – из соловьиного помета, и это чистая правда. В те
годы многие гейши пользовались этим кремом, считая его очень полезным для кожи.
Из-за его дороговизны Хацумомо положила только немного крема вокруг глаз и на
губы. Затем она взяла небольшой кусочек воска и, размягчив его в пальцах,
втерла его в кожу лица, а затем шеи и груди. Вытерла руки тряпкой, а потом
одной из кисточек растерла нечто напоминающее мел до пастообразного состояния и
намазала эту пасту на
|
|