обезьяну и поранил ее. Когда же на следующий день он вновь с компанией 
отправился гулять, 
свыше десяти обезьян набросились на него одного, днем раньше бросившего камень. 
Это было 
ужасное зрелище.
     Индийский охранник схватил свое оружие (естественно, оно было не заряжено) 
и этим так 
напугал обезьян, что те обратились в бегство. История о раненой обезьяне, 
которая распознала 
своего мучителя, еще долго ходила по лагерю.
     Ежедневно я видела, сколь истеричными могли быть мужчины, и пришла к 
убеждению, 
что в критических ситуациях женщины оказываются значительно сильнее. Госпожа 
Иида и я, 
сидя в своей ванне-бочке, злословили насчет мужчин. Тем самым мы снимали 
накопившееся 
напряжение.
     Главным образом честила мужчин я, а госпожа Иида скорее была 
слушательницей и 
только смеялась... во всяком случае, нам обеим было очень весело.
     Так вперемежку со слезами и смехом минуло девять месяцев.
     Поскольку мы совершенно не знали, когда сможем вернуться в Японию, я 
смирилась с 
нашим положением. Но вот однажды нас неожиданно погрузили на военный грузовик, 
который 
с грохотом устремился с гор в долину. Это произошло пятого августа 1942 года. 
Грузовик так 
сильно трясло, что можно было откусить себе ненароком язык. Три дня мы 
добирались до 
Бомбея. Там нас ожидало загаженное судно "Париж". Оно должно было доставить нас 
в 
Лоренсу-Маркиш, Мозамбик, что в юго-восточной Африке, где нас передадут 
японскому 
транспортному кораблю "Тацута-мару".
     Две недели мы шли к португальской колонии в Восточной Африке.
     Лоренсу-Маркиш оказался красивым городом. Там было много цветов, доселе 
мной не 
виданных. Люди все были черные, а их черты лица очень разнились от лиц индийцев.
 На борту 
"Тацута-мару" были англичане и американцы, которых обменяли на нас.
     После сверки фамилий, которая заняла целых три дня, "Тацута-мару" наконец 
отправился 
с нами в Йокохаму. В то время изображение императорской четы считалось высшим 
национальным достоянием, и консульские служащие были обязаны во что бы то ни 
стало 
оберегать такой образ. Поднимаясь на борт "Тацута-мару", супруги Иида осторожно 
несли в 
руке образ императорской четы.
     Согласно договоренности с Англией, палуба нашего судна ночью постоянно 
была 
освещена. К тому же было заключено соглашение, что транспорт с военнопленными и 
суда 
Красного Креста не подвергаются бомбардировке. Но против усеянных повсюду мин 
все были 
бессильны, поэтому даже ночью мы не снимали спасательных жилетов.
     Тяжелое судно водоизмещением более десяти тысяч тонн бесконечно медленно 
продиралось сквозь туман ночей, когда не было видно ни зги. Не смолкали гудки...

     Каждый день давалась учебная тревога. В таком случае мы как можно быстрее 
устремлялись на палубу, распределялись по обоим бортам и спускали спасательные 
шлюпки на 
воду. В чем-то это напоминало мне сцены из фильма о гибели "Титаника".
     Спустя бесконечно долгий месяц мы 27 сентября 19 42 года пристали к 
берегам Японии.
     Вскоре мой муж отправился в Бирму, а у меня родился сын. До конца войны, 
да и сразу 
после нее, мне пришлось несладко.
     
Послесловие к первой части
     
     Прежде всего мне хотелось бы поблагодарить всех, кто решился прочитать мою 
книгу, 
ибо речь идет о первой пробе пера.
     Когда я восемь лет назад приехала в Японию, Хаяси Кэн как раз писал 
"Охана-сан", а его 
сын Хи-дэхико работал над "Морем Хатоко". Я не видела Хидэхико с самого его 
детства, и у 
меня была лишь фотография, где он еще годовалым мальчуганом важно восседает на 
игрушечном слоне, что я ему подарила.
     Во время моего пребывания на родине Кэн водил меня повсюду. У него как раз