сама дама 
жила в другом квартале...
     Но тут дама, которая, видно, любила поболтать, завела разговор о театре. 
Поскольку мы, 
гейши, в отличие от замужних светских дам говорим о театре весьма бесцеремонно, 
в подобных 
ситуациях нам приходится туговато. Однако Киёё усердно подлаживалась к своей 
собеседнице.
     Но вот поезд, слава богу, прибыл на вокзал Киото. Дама следовала дальше, в 
Осаку. У 
Киёё наконец отлегло от сердца. Она открыла окно, чтобы подозвать носильщика. 
"Хакоя-сан, 
хакоя-сан", - закричала она из окна и тем самым выдала себя. Ведь мы всегда, 
когда нам 
что-то надо, зовем своего хакоя, пажа гейши, вот и вырвалось самопроизвольно 
это слово. 
Графиня подобной выходки себе не позволила бы. Киёё тотчас опомнилась и 
прикрыла свой 
рот ладонью, но было уже поздно. Она бросилась вон из вагона и побежала не 
оглядываясь.
     
Мои постоянные клиенты
     
     Есть что рассказать и о моих постоянных клиентах. При воспоминании о них у 
меня 
начинает щемить сердце.
     К моим любимчикам относился господин Ито Митио, к которому я была особенно 

расположена. Он часто приходил в сопровождении иностранных гостей. Когда я 
что-то не 
понимала, господин Ито всегда был тут как тут и выручал меня.
     Его тогдашняя супруга была тоже весьма обходительна и однажды преподнесла 
мне очень 
неплохой словарь для моих занятий английским языком.
     Спустя годы я вновь повстречала Митио с его американской супругой, младшим 
братом 
Юдзи и сыном Дэннисом уже в Нью-Йорке.
     С Юдзи я часто совершала прогулки по Нью-Йорку. Поскольку его жена 
находилась тогда 
в Мексике, их маленький сын Гэндзи нередко ночевал у меня, и мы вместе ходили в 
зоопарк.
     Впрочем, младшим братом Митио и Юдзи был известный театральный художник 
Ито 
Кисаку, который сразу после войны участвовал в постановке оперы "Сон в летнюю 
ночь" в 
токийском театре "Тэйкоку". После войны людям хотелось приобщиться к 
прекрасному, чтобы 
забыть обступающие их со всех сторон руины, а опера в тогдашних условиях 
предлагала им 
необычайно роскошные декорации.
     Кисаку удалось превратить малую сцену театра в настоящую лесную чащобу. У 
меня 
никогда не изгладится из памяти эта чудная сцена, где из глубины дремлющего 
леса выходят с 
фонарями гномы и феи.
     Если бы меня попросили назвать одного из японских гениев, я бы без 
промедления 
указала на Ито Кисаку. К сожалению, все они уже умерли. Даже Дэннис, который 
был еще так 
молод...
     Самого младшего из братьев Ито звали Сэнда Корэя. Митио часто приглашал 
меня вместе 
с его возлюбленной гейшей, юной Норико посетить его.
     Корэя был прекрасным исполнителем нагаута. Норико и я аккомпанировали ему 
на 
сямисэне, когда он сказывал знаменитое повествование о герое Ёси-цунэ из "Книги 

пожертвований". Лишь немногие имели возможность услышать речитативы в 
исполнении 
Сэнда Корэя.
     Митио рассказал мне много необычного об Америке. Он говорил, что там есть 
гостиницы, 
которые называются мотелями, где можно переночевать вместе с машиной, или что 
почти у 
всех есть электрический холодильник и не нужно ежедневно запасаться льдом. 
Почти каждая 
семья имеет собственное авто, на котором могут разъезжать и женщины.
     Я всегда была рада видеть Митио, так как узнавала от него много совершенно 
нового для 
себя.