Этот интерес буквально подхлестнуло открытие Жана Франсуа Шампольона19, 
дешифровавшего иероглифическую надпись на Розеттском камне и предложившего 
методику чтения древнеегипетских текстов. Однако немцам обращаться к столь 
древней истории никакого резона не было: таинственные письмена были у них, что 
называется, под рукой. И в 1821 г. в свет выходит первая серьезная научная 
работа, посвященная древнегерманским идеограммам, — книга Вильгельма Гримма20 
«О немецких рунах». Сказать, что она вызвала фурор в обществе, пожалуй, нельзя, 
однако определенный интерес к исследованию рун эта книга вызвала. А к середине 
XIX в. руны, германская мифология, старинные традиции стали настолько 
неотъемлемой частью немецкой национальной идеи, что образованному человеку было 
както неудобно не иметь хотя бы поверхностного о них представления. Тем более 
что к этому времени на сцене появился такой яркий персонаж, как Рихард Вагнер21.
 «Тангейзер», «Лоэнгрин», «Тристан и Изольда», тетралогия «Кольцо нибелунга» 
вызвали живейший интерес к германской истории, причем не только в Германии, но 
и далеко за ее пределами. «Старые времена» неизбежно романтизировались, 
действительность обрастала легендами, а факты — догадками. На волне этого 
интереса, к слову, вышла в свет книга второго из братьев Гримм — Якоба22 
«Немецкая мифология», посвященная, помимо прочего, языческим культам 
прагерманцев, в том числе и культу Вотана.
      Во второй половине XIX в., впрочем, интерес к истории, основанной на 
документах, археологических находках, свидетельствах современников, несколько 
подугас. Нет, конечно, среди академических ученых вовсю продолжались жаркие 
споры о генезисе рун, о том, произошли ли они из испорченной латиницы, как 
заявлял доктор Людвиг Виммер23, или, как считали его оппоненты, из греческого 
курсива. Но кого из обывателей интересовали эти высоконаучные споры? Гораздо 
интереснее для массовой публики к этому времени стал вопрос о достижении 
личного могущества при помощи потусторонних сил. Гнет разом навалившегося на 
Европу технического прогресса был для среднего европейца столь тяжел, что он 
искал спасения в эзотерике, в мистике, где угодно, лишь бы не чувствовать 
своего постепенного, но неуклонного отставания от жизни, все более и более 
изменявшейся под руководством «яйцеголовых».
      Собственно, в этом одна из причин, отчего всего через несколько 
десятилетий после описываемого периода Адольфу Гитлеру и иже с ними так легко 
удастся подмять под себя «Германию герра профессора». Профессора, ученые, 
высоколобые специалисты по решительно всем вопросам, подчас недоступным 
пониманию среднего бюргера, утратили к тому времени авторитет среди толпы, 
стали из героев, как это было в середине XIX в., антигероями. Но начиналось это,
 повторимся, уже тогда, в последние десятилетия уходящего века пара.
      Итак, на смену интересу к, так сказать, вещественной истории, пришло 
новое увлечение — мистика и поиски древнего знания. В весьма значительной 
степени за эту смену приоритетов ответственна наша соотечественница Елена 
Блаватская24. Впрочем, в Европе хватало мистиков и без нее, однако 
индийскотибетскую ориентацию принесла именно она. Точнее, обратила на нее 
внимание. Книги, подобные сочинению немецкого философа Шлегеля «О языке и 
мудрости индусов», издавались с самого начала XIX в., но широкая публика не 
обращала на них особого внимания, а явление мадам Блаватской, активно 
«отыгрывавшей» образ обладательницы древнего знания, произвело впечатление на 
многих и многих. Сложно представить, как без ее участия развилась бы арийская 
идея, ставшая впоследствии одним из основных элементов расового учения 
националсоциализма25.
      По меньшей мере Йорг Ланц фон Либенфельс — один из создателей расовой 
теории, — оказавший серьезное влияние на становление мировоззрения Адольфа 
Гитлера, многие элементы доктрины Елены Блаватской использовал, искусно встроив 
их в собственные умозаключения.
      Отвлечемся на краткое время от истории рун: этот человек заслуживает того,
 чтобы о нем рассказать чуть подробнее. В современной историографии его имя 
если и упоминают, то лишь для того, чтобы очередной раз заявить о его безумии и 
невменяемости. Впрочем, если верить тем, кто, описывая историю Германии, 
берется давать некие моральноэтические оценки, практически все немецкие 
философы консервативного или националистического толка были безумны. Хотя 
почему это так, отчего их следует считать более сумасшедшими, чем русских 
богоискателей начала XX в. — Бердяева, Соловьева, Розанова, право слово, неясно.

      Между тем, если бы не было теории фон Либенфельса, того и гляди, не было 
бы националсоциализма. Именно ему принадлежит, например, идея воссоздания 
ордена тамплиеров, подхваченная позже Генрихом Гиммлером. Именно от него 
исходит понятие «недочеловек», которым теоретики националсоциализма несколько 
десятилетий спустя стали обозначать представителей всех народов, не родственных 
по крови германскому. Нет, Иорг Ланц фон Либенфельс сумасшедшим не был. А вот 
что про него можно сказать точно — так это то, что он был фанатиком, романтиком 
и большим любителем истории.
      Именно это сочетание оказалось необходимым для того, чтобы на свет 
появились два его детища: Новый орден тамплиеров — воплощение мечты о 
возрождении германского рыцарства, элиты по крови и духу, и учение теозоологии, 
которое должно было стать обоснованием прав немцев на власть над всем миром.
      Теозоология представляла собой пересмотренную историю человечества, 
описывающую постепенное вырождение прарасы боголюдей, арийцев, наделенных 
многими божественными атрибутами и способностями, вследствие вытеснения их 
зверолюдьми — представителями появившихся много позже древних рас и 
ассимиляции среди них. Борьбой первых и вторых объяснялись практически все