Иране, друидов - в католической Ирландии, и, надо думать, волхвов в 
православной Руси. Продлись Средневековье еще столетья три, и мы бы сейчас 
гадали, не является ли римское «патер» - священник - производным от германского 
«патер» - колдун. И эволюционисты бы в это свято верили!
      Надо еще сказать несколько слов о гипотезе «финского» происхождения 
летописных волхвов, высказанной еще в начале XX века и с тех пор часто 
всплывающей в литературе, как сугубо научной, так и популярной. Оснований у 
этой теории, собственно, два - согласно «Повести Временных лет» во время 
богословской беседы с воеводой Янем Вышатичем пленные волхвы рассказалиде ему 
«миф» о творении мира, очень напоминающий мордовские легенды, записанные в XIX 
веке. Нашли также сходства и в обряде, которым два волхва из Ярославля (те 
самые, взятые в плен Вышатичем) выявляли «прячущих гобино» (так называли 
магическое благополучие, причину урожая) «лучших жен» с обрядом подготовки 
к Языческому празднику у той же мордвы. Иногда эти сопоставления даже выдаются 
за «давно доказанные».
      На самом деле все это, что называется, вилами по воде писано. Начать с 
того, что летописный рассказ о _ богословской беседе княжеского воеводы с 
пленными мятежниками вызывает большие сомнения - с чего бы? В переданных 
летописцем «речах волхвов» они сначала рассказывают какой-то «миф» с 
фигурирующим в нем «сотоной», и более всего напоминающий христианский апокриф, 
отдающий болгарской ересью богомилов. Похожие легенды были известны и в Сербии, 
и на Украине - в местах, весьма далеких от каких бы то ни было «финно-угров». 
Далее, на вопрос воеводы: «Кто ваш Бог», волхвы вдруг заявляют:
      «Антихрист (который. - Л.П.) сидит в бездне». Наконец, парой строк спустя,
 воевода спрашивает: «Что сказали вам
      Боги?» Так Бог с «сотоной», «Антихрист» из бездны или
      Боги? Скорее всего, прав был советский историк Тихомиров, утверждавший, 
что летописец излагал Языческие воззрения «в нарочито карикатурном виде», и 
обвинявший летопись в «подлоге». Что до обряда, то тут бы нашим ученым не 
хвататься за поверхностное «сходство» летописного описания с мордовским обрядом,
 а изучить вопрос подробнее - есть ли такой обряд у других финских племен, не 
общавшихся со славянами? Ведь, по меньшей мере, равновероятно и заимствование 
этого обряда мордвой у славян. Однако на самом деле, как отметил в «Поэтических 
воззрениях славян на природу» еще Афанасьев, не наблюдается и достойного 
внимания сходства: «Мы, со своей стороны, не усматриваем в этом описаний ничего 
общего с летописным рассказом: в мордовском обряде укол ножа представляет не 
более как символическое действие, и самый обряд этот имеет це-лию собрать 
припасы для общественного жертвоприношения, какое совершается в благодарность 
за дарованный Богами урожай. Летопись же говорит о действительном избиении жен, 
заподозренных в похищении гобина». Точно так же в болгарской песне герой 
рассекает тело ведьмы-ламии. Из разрубленного тела тремя реками бегут зерно, 
вино и мед, отнятые у людей злодейкой. Сама история о двух волхвах, 
странствующих от Ярославля к Белоозеру по округам-«погостам» и возвращающих им 
благополучие-«гобино» путем, рассечения «лучших жен», очень напоминает одну 
русскую сказку. В ней поп вместе с превратившимся в другого священника «святым 
Николой» (православной заменой Волоса, кумир которого стоял в Ярославле) ходит 
по «царствам», в которых царит «печаль великая» из-за болезни или «беснования» 
«царевен», и исцеляют последних, рассекая на мелкие части в бане, промывая в 
котле и, воскрешая к новой жизни. Когда поп по жадности решился взяться за дело 
в одиночку и не сумел оживить рассеченную «царевну», его даже повели вешать - 
как повесили в конце концов плененных Вышатичем волхвов. И если в сказке 
«Никола»-Волос спас непутевого и жадного спутника, то в летописи Волос в образе 
своего священного зверя-медведя лишь похищает тела казненных, да и «царевны» - 
лучшие жены погостов - по летописи, не воскресали. Ну а какая из версий ближе к 
истине - как знать? 
      Какие еще доводы в пользу «финского» происхождения волхвов? Культ медведя 
у уральских племен - но медведь и у славян был священным животным, как и у 
финно-угров, связанным с загробным миром. Больше того, медведи изображаются 
даже на Языческих надгробиях Англии эпохи викингов, где, уж конечно, про финнов 
разве что слышали. По-видимому, вообще бесполезно доискиваться, кто у кого 
перенял культ медведя - черепа пещерных медведей заботливо сохраняли в каменных 
ларях еще неандертальцы; они же делали глиняные (с настоящими черепами) идолы 
могучего зверя.
      Еще один «довод» сторонников финского происхождения летописных волхвов - 
в одной из летописей они названы «кудесниками», а это слово происходит-де от 
«кудесы» - бубен, а бубен якобы славянам был неизвестен и перенят ими у финских 
племен в XV веке. При этом ссылаются на Фаминцына, автора, конечно, почтенного, 
но писавшего более века назад. Уже в его время Любор Нидерле называет бубен 
среди «инструментальной основы славянской музыки»; упомянут бубен, вместе с 
гуслями и гудками, в Киево-Печерском Патерике XI века, причем миниатюра к 
сказанию изображает именно прекрасно известный нам инструмент.
      Более всего против «финского» происхождения волхвов говорит их роль в 
летописных событиях. Роль эта будет подробна рассмотрена ниже, но сразу скажу - 
немыслимо представить на месте волхвов презренных «мордовичей» или «чухну», 
постоянных покорных данников славян. Судя по русскому эпосу (сошлюсь на мое же 
исследование «Этнос и раса в былинах»), финское население заселяемых славянами 
лесов, как и степняков, русичи за людей не считали. Русская девушка, бегущая из 
татарского плена в балладе «Полонянка», услышав от перевозчика- «мордовича» 
предложение руки и сердца в обмен на перевоз и спасение от настигающих татар, 
предпочитает броситься в реку и погибнуть. В Кировской области, по