них возьмет жену из другого или более высокого сословия, он должен искупить 
свой проступок ценой своей жизни». Тут кастовые законы, пожалуй, суровее тех, 
что существовали в Индии, где, как мы помним, законодатели, что называется, 
одной рукою запрещали межкастовый брак, а другой - определяли статус детей, 
родившихся от такого брака.
      Итак, можно утверждать, что у славян могли быть касты. Те же саксы 
входили в один «суперсоюз племен», своего рода прагосударство, с фризами - и 
славянами-велетами. Долго бы просуществовал этот союз, если бы общественное 
устройство саксов кардинально отличало их от союзников? Былины определенно 
говорят за существование каст-«родов» -джати. Но вот оставили ли эти самые 
касты следы своего существования в источниках письменных?
      Начнем сверху - с фигуры верховного правителя. Князья летописной эпохи не 
совсем подходят под этот образ, это, скорее всего, просто воины, вожди своих 
дружин - первые среди равных. Таков последний великий государь Языческой Руси, 
Святослав Храбрый, про которого и летопись говорит: «Таков был он сам, таковы 
были и все воины его», и, по словам видевших его византийцев, отличался от 
своих дружинников разве что белоснежной чистотой льняной рубахи, золотой 
серьгою в левом ухе да клоком волос на выбритой голове - «знаком высокого рода».
 Таков был его внук, Тъмутороканьский князь Мстислав, лично вышедший на 
поединок с Редедей, вождем касогов. Сын Святослава и отец Мстислава таким не 
был, но в битвах и походах ему все же приходилось участвовать самолично - что и 
обогатило биографию этого человека эпизодом с прятками под мостом от 
печенегов-победителей, развеявших его дружину.
      Однако стоит нам обратиться к тем же былинам, и мы обнаруживаем картину, 
разительно непохожую на привычный облик летописного правителя древней Руси. 
      Князь Стольнокиевский Владимир Красное Солнышко, которого многие привычно 
и совершенно ошибочно принимают за портрет не то крестителя Руси, не то его 
тезки-правнука, Владимира Всеволодовича Мономаха, ничего общего с летописными 
князьями, вождями своих дружин, не имеет. Достаточно сказать, что он ни в одной 
былине не изображен во главе войска - или хотя бы отдающим распоряжения своим 
полководцам. Обороной былинной Руси от врагов ведают другие - как правило, в 
былинах это Илья Муромец. Даже жены богатырей знают, что
      
      Не Владимир служобки накидывает,
      Накидывает старый казак Илья Муромец…
      
      Или еще один замечательный пример. В Киев приехал очередной «грозен 
посол» с сообщением об агрессивных намерениях еще одного «царища»: спалить Киев,
 убить Владимира, взять за себя его супругу королевну Апраксею, повырубить 
«чернедь-мужичков», и так далее. Илья собирает богатырей - и закатывает с ними 
пир в княжьем тереме на несколько дней. На робкую попытку князя сподвигнуть 
свою «дружинушку хоробрую» на более активные действия по разгрому врага старший 
богатырь Русской земли чуть ли не одергивает его:
      
      А ты Владимер князь да Святослаевич,
      Убирайсе ты ко своей княгины Апрексеньи-то
      И ты ей же да все распоряжайся же
      А до нас-то тебе да все же дела нет.
      
      Что это - просто грубость в адрес нелюбимого правителя? Вряд ли. Ведь 
киевский князь в былинах и впрямь ведет себя так, как будто защита Руси от 
врага - совершенно не его дело. Все, что он делает, - это возглавляет пиры. 
      И в этом он чрезвычайно похож на «царя русов» у арабского автора X века, 
Ахмеда ибн Фадлана. Вот что пишет этот путешественник и дипломат:
      «В его («царя русов». - Л.П.) очень высоком замке постоянно находятся 
четыреста мужей из числа его богатырей, его сподвижников… Эти четыреста человек 
сидят под его престолом… На престоле с ним сорок девушек-наложниц, и иногда он 
сочетается с одной из них в присутствии сподвижников. Он же не сходит с 
престола… Царь русов не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться с 
девушками, пить и предаваться развлечениям. У него есть еще заместитель, 
командующий войском, который нападает на врагов и собирает для него дань». 
Сходным образом описывает царя русов Мухаммед Ал Ханафи: «Есть у них царь, 
сидящий на золотом троне. Окружают его сорок невольниц с золотыми и серебряными 
кадилами в руках и окуривают его благовонными парами». В последнем описании 
очень ярко выступает роль «царя» русов как живого кумира.
      Картина, удивительно схожая с той, что предстает нам в русских былинах. 
Владимир точно так же не сдвигается с места, его богатыри во главе с 
«заместителем» - Ильей Муромцем - собирают «дани-выходы» и нападают на врагов - 
былинных «татар». Его пиршественная палата с «питьецом медвяныим» - своего рода 
центр былинной Руси (вспоминается «дом с почитаемой жидкостью» из «Каутилья 
Артхашастры» и «Медовый покой» ирландских королей). Причем былинное изображение 
княжеской палаты несколько отличается от того, что привычно нам по 
многочисленным иллюстрациям и экранизациям былин: длинный покой с выставленными 
«покоем» столами, и в глубине, на возвышении - княжеский престол. В былинах, 
когда рассказывается о появлении в княжьей «светлой гриднице» богатыря, обычно 
говорится:
      
      Поклонился на все четыре стороны,
      А князю с княгиней - наособицу.