решительно отвечаем: не на греческом; ибо Ликург нашёл первые 8 песен её в Кеми,
 городе Троянском, построенном после падения Трои разоренными Троянами. Притом 
же греки в продолжение трех столетий от покорения Трои не знали об этом 
сочинении; неужели оно могло бы так долго укрываться от них, если бы было их 
туземное? Хотя семь городов греческих и спорили о месторождении творца Илиады, 
но потому только, что в каждом из них найдено по несколько вариантов тех же 
кемеянских или кемских песен, которые легко могли зайти туда из Кеми, бывшей 
впоследствии во власти Греков, Следовательно, Боян или Омир мог быть и не Грек 
родом и действительно он был Кемеянин, что подтверждают и сами Греки, говоря, 
что слово Омир не есть имя певца, а означает будто бы на кемеянском языке 
только слепца. Вот тут сами Греки говорят, что Илиада первоначально написана 
была не на греческом языке, иначе не могло бы иностранное для Греков слово, 
означающее не более как слепца, попасть в оглавление греческого стихотворения.
      Поставив всеми этими доводами факт исторический, присвоенный Греками в 
пользу своей истории, в чисто нейтральное положение, продолжим наши выводы.
      Имя Кеми, месторождения Илиады не только не чуждо славянскому миру, но 
даже повторяется и в самой России в разных местах, как, например, Кем-пно, 
городок в Познанском округе, Кем-тендей, река в Иркутске, Кемь, уездный город 
Архангельской губернии, озерко Кемское и речка Кемь в той же губернии, и 
несколько деревень того же имени.
      Теперь возьмем опять для доводов Игориаду Мы в ней далее читаем:
      «Чили воспети было вещий Бояне, Белесое внуче».
      Здесь сочинитель Игориады называет Бояна, певца Илиады, Велесовым внуком.
      Но Велес или Волос был божество у Руссов, покровительствовавшее коням и 
волам.
      Спрашиваем: станет ли Славянин, или лучше сказать Русс, называть Грека 
или вообще иностранца внуком божества своего, особенно тогда, когда Греки имели 
постоянные распри с Руссами и прочими Славянами?
      Поэтому певец Илиады, т.е. Боян, должен был быть Руссом.
      Далее в Игориаде мы читаем:
      «Уже бо братие, не веселая година встала! Уже пустыни силу покрыли. 
Встала обида в силах Даж-бога внука, вступила (т.е. обида) девою на землю 
Трояню, всплескала лебедиными крылы на синем море, у Дона плещучи; убуди жирня 
времена. Усобица князем на поганыя погибе, рекоста бо брат брату: се мое, а то 
мое же; и начата Князи про малое се великое молвити, а сами на себя крамолу 
ковати; а поганые с всех стран прихождаху с победами на землю Русскую».
      Здесь автор говорит о тяжких временах, приводя в доказательство тому, что 
пустыни покрыли те места, где прежде процветала сила народная. - Но что же он 
причисляет к пустыням? - На это он сам отвечает ясно: «Трояню землю, 
окрестности синего моря и протяжение вдоль Дона», следовательно, Троянскую и 
Русскую земли. Что прибрежья синего моря были некогда заселены Славяно-Руссами 
явствует уже из преданий, сохранившихся в народных песнях и сказках, 
переносящих весь быт востока славянского на синее море, подобно тому как запад 
славянский концентрируется Дунаем. Спрашиваем: что заставило его поставить Трою 
в одну категорию с Россией и даже назвать и ту, и другую страны силою Даж-бога 
внука, т.е. Славяно-русского божества.
      Ответ выводится сам собою следующий: то, что автор Игориады признаёт 
Илион не токмо Славянским, но даже Русским как истину, давно известную и 
несомненную. Что Троя и Русь заняты были не только одним и тем же народом, но и 
одним его племенем; следовательно, Руссы были Трояне или Трояне были Руссы. Но 
как огромнейшее племя Руссов не могло всё совместиться в Трое, а часть Руссов 
могла построить Илион, притом прозвания: Трояне, Дарда-не, Тевкры, Фракийцы и 
Пеласги не суть собственные имена народа, а только нарицательные, как мы видели 
выше, следовательно, Руссы есть племенное название народа, заселявшего Трою.
      Это подтверждается, в избыток, ещё и тем, что Трояне и Руссы имели одну 
общую мифологию, однозвучные и часто одинаковые имена, одинаковое оружие, 
обряды и обычаи.
      Далее автор Игориады выводит, в каком виде вступила обида в земли 
Русские: в Трою девою - это намек или на Гизиопу, похищенную Ираклом, или на 
Елену, увлеченную Парисом; в Россию вступила она притязаниями князей на доли, в 
дележе наследия, имевшими следствием междоусобия их. - Здесь автор, сливая Трою 
и Русь воедино, в один народ, горюет, приводя, так сказать, к одному 
знаменателю бедствия, его постигшие.
      Из этого явствует уже несомненно, что Трояне были никто иные, как Руссы.
      Далее автор Игориады говорит:
      «На седьмом веце Трояне вреже Всеслав жребий о девицю себе любу».
      К чему вошло здесь летосчисление Троянское в таковое ж Русское? Хотя 
трудно вывести из этого исходную точку летосчисления, давно былого, взятого от 
Троян; однако же несомненно должно заключить, что у Руссов и Троян было оно 
некогда общим и начиналось, вероятно, построением Трои, следовательно, опять 
тот же вывод, что Троя была Славяно-русская.
      Этот вывод согласен будет и с доводом г. Воланского, полученным на пути, 
совершенно отличном от нашего, что Эней был Русс. Кроме того, имя Энея мы 
встречаем у славян, как, например, Эней-Сильвий (чешский историк, 1458 г.), 
Юней - имя болгарское, часто встречающееся и теперь у Болгар.
      Нет никакого сомнения, что Илиада на отечественном языке нашем была не у 
одного творца Игориады в руках, а у многих Руссов, но с нашествиями Половцев, 
Монголов и почти всеобщим сожжением городов русских этот драгоценный древнейший 
памятник народной славы погиб безвозвратно. Но, впрочем, если бы кто вздумал 
отыскивать древний список Илиады, тот должен искать его преимущественно