жных момента этого умозрения. 
Жертва стала пониматься в естественном, космическом залоге – как сама природа, 
а жертвоприношение как год, жрецы – времена года, жертвенные приношения – 
месяцы. В то же время Бог и жертва – это само бытие, жизнь, судьба, а 
следовательно, знание жертвы и жертвоприношения суть знание бытия, судьбы, 
жизни. Но аналогии идут еще дальше: природа, ее закон, жертва были усмотрены в 
Браме (означающем жреческое сословие и Бога одновременно; опять же действие 
«закона аналогии»), в его слове и знании, «в гимне, изречении, песне» («тройном 
знании» Вед). О жреце, совершающем жертвоприношение, в «Брамане ста тропинок» 
говорится: «Он делает Браму главою этой вселенной». В древней ведийской песне 
есть такие выражения: «На истине основана земля, на солнце основаны Небеса. 
Благодаря праву существуют adityas (высочайшие боги, сыновья Адити, 
бесконечности)» и далее: «Брама есть слово, истина в слове есть Брама. Брама 
есть право. Брамою держатся небеса и земля».

Но ведь создатель всего – древнейший индуистский бог Праджапати? Да, вначале, а 
затем на первое место среди богов выходит Брама. Ольденберг отмечает, что 
«победа» Брамы была завоевана не сразу. Если говорили: «Брама – благороднейший 
между богами», то встречались и выражения: «Индра и Агни – благороднейшие между 
богами». Брама еще недостаточно силен, чтобы столкнуть с престола прежнего 
создателя и владыку миров Праджапати, но он стоит уже ближе всех к этому 
престолу. «Дух Праджапати, – сказано в „Брамане ста тропинок“, – возжелал: если 
бы я стал множеством, если бы я расплодился. Он затратил силу, превратился в 
желание. И когда он затратил силу, превратился в желание, он создал сначала 
Браму, троякое знание, и оно стало его опорой, поэтому и говорят: „Брама есть 
опора этой вселенной“».

Но Брама не только Бог, но и жрец, мудрый, тот, кто владеет тройным знанием. А 
Бог не просто Создатель, дающий, созидающий жизнь, но и природа, космический 
закон. Получается (естественно, не в европейской логике, а в индуистском 
умозрении), что мудрый, Брама, не только регулирует в форме жертвоприношений 
природные, космические процессы (в частности, жизни и смерти), но и создаст, 
опираясь на знание Вед, саму жизнь, бытие. (Вот куда закономерно привели 
индуистское сознание, закон аналогии и «религия жертвы».) Теперь становится 
понятной и фраза «мудрец знает слово и приношение, которые поднимают его выше 
области катящихся дней и ночей и выше того мира, в котором солнце своим жаром 
имеет власть над жизнью и смертью… он освобождает свою жизнь от смерти». 
Действительно, Брама, с одной стороны, совпадает с природой, космосом, 
подчиняется их законам, с другой же – сам созидает, творит (в качестве Бога) и 
закон, и бытие, а следовательно, стоит над ними. Для европейского ума все эти 
аналогии и построения или чистая поэзия, или сплошные парадоксы, но для 
восточного – стройный и законосообразный мир. С точки зрения восточного 
умозрения, мудрый (Брама), если он владеет Знанием, может не только 
регулировать природные, космические процессы, но и творить само бытие (жизнь), 
не совпадающее (что существенно) с тем, в котором пребывают обычные люди. 
Запомним и этот вывод, он нам также пригодится.

Двуединая сущность Брамы (как природы и творца ее) особенно укрепилась в 
результате еще одной аналогии. Дело в том, что на роль главного Бога 
претендовал не только Брама, но и Атман (Atman, что значит «дыхание», «жизнь», 
в европейском понимании – «субъект», «Я»). По ведическим представлениям, Атман 
– это средоточие, центр жизни, главенствующий над прочими жизненными и 
дыхательными (ргапа) силами. В «Брамане ста тропинок» мы читаем: «Воистину 
десятерное дыхание дано человеку; Atman – одиннадцатое; на нем основываются 
дыхательные силы. В середине помещается Atman, вокруг него дыхательные силы». В 
«Органоне» Аристотель отмечает, что в определенном смысле в уме содержится все, 
весь космос, все рода бытия. Но то, что для Аристотеля было лишь постановкой 
проблемы, исходным пунктом для истинных умозаключений, для восточного умозрения 
явилось широкой и плодотворной аналогией, Ольденберг пишет: «Что индийский 
мыслитель узнал в себе самом, переносится им с роковою необходимостью во 
внешний мир; для него микрокосм неизбежно сливается с макрокосмом, и с обеих 
сторон аналогичные образы многозначительно указывают друг на друга».

Как человеческий глаз подобен космическому глазу, солнцу, и по смерти человека 
соединяется с этим последним, как боги уподобляются дыхательным силам человека, 
действуя во вселенной в качестве дыхательных сил мирового целого, так и Атман, 
центральная субстанция «Я», переступает пределы человеческой личности и 
становится творческой силой, двигающей великое тело целого. Он, властитель 
дыхательных сил, есть в то же время властитель богов, создатель существ, 
произведший миры из своего «Я»; Атман есть Праджанати. Известны выражения: 
«Атман есть все»; «Атман есть весь этот мир».

Но ведь эти же характеристики можно отнести и к Браме – тем легче, 
следовательно,