али еще Платон и Плотин. 
«Когда же душа, – говорит Платон устами Сократа, – ведёт исследование сама по 
себе, она направляется туда, где всё чисто, вечно, бессмертно и неизменно, и 
так как она близка и сродни всему этому, то всегда оказывается вместе с ним, 
как только остаётся наедине с собой и не встречает препятствий. Здесь наступает 
конец её блужданиям, и в непрерывном соприкосновении с постоянным и неизменным 
она и сама обнаруживает те же свойства. Это её состояние мы и называем 
разумением, правильно?»[162].

Но дело не только в научных претензиях представителей указанных выше практик. К 
сожалению, сами ученые сегодня не в состоянии провести границу между наукой и 
ненаукой и поэтому часто вынуждены отвергать последние, исходя из социальных и 
политических соображений. Например, в Новой философской энциклопедии И. Касавин,
 указывая, что паранауки «тщательно имитируют структуру науки и научного 
образования», пишет, что адепты и сторонники паранаук избегают присущей науке 
самокритики, культивируют фанатизм, сектантство, не чужды стремления к 
политической власти; «паранаука в ее современном состоянии – естественный 
спутник науки и вместе с тем вызов ей в условиях демократического общественного 
устройства, когда наука вынуждена вести диалог с другими социокультурными 
системами и не может окончательно устранить оппонентов»[163].

И действительно, зачастую отличить научную концепцию или теорию от ненаучных 
практически невозможно. Посмотрим в связи с этим, как определяется наука. 
«Наука, – пишет наш известный науковед, академик РАН В. С. Степин, – особый вид 
познавательной деятельности, нацеленный на выработку объективных, системно 
организованных и обоснованных знаний о мире»[164]. Если наука – это особый 
способ получения знаний о действительности, то любой представитель ненауки 
скажет, что он ученый, поскольку, конечно же, тоже познает действительность, 
притом старается это делать объективно и системно.

Другое дело, что его представления о мире не совпадают со взглядами официальной 
науки; но, может он тут же добавить, в самом научном цехе никакого единства 
взглядов на мир не существует – и, добавим от себя, будет совершенно прав, 
особенно если речь идет о гуманитарных, социальных и философских науках.

Дальше из статьи В. Степина мы узнаем, что в науке не допускается соединение 
объективного и субъективного (как, например, в искусстве), что истинность 
научных знаний проверяется в особой практике. («Такой практикой становится 
научный эксперимент. Часть знаний непосредственно проверяется в эксперименте. 
Остальные связываются между собой логическими связями, что обеспечивает перенос 
истинности с одного высказывания на другое. В итоге возникают присущие науке 
характеристики ее знаний – их системная организация, обоснованность и 
доказанность»[165].
)
Другими словами, идеалом науки для Степина выступают естественные науки (физика,
 химия и т. д.), где, действительно, эксперимент обеспечивает не только 
обоснованность научной концепции и теории, но и возможность дальнейшего 
использования научных знаний в технике.

Но как в этом случае быть с другими типами наук – гуманитарными, социальными, 
философскими? Например, в гуманитарных науках соединение объективного и 
субъективного, а также отсутствие экспериментальной проверки – норма научной 
работы. Об этом, в частности, ясно писали В. Дильтей, М. Вебер, М. Бахтин.

Стоит обратить внимание и на такой факт: некоторые объекты (микро– или, 
напротив, макромира), которые в XIX в. уверенно проходили по «ведомству» 
естествознания, сегодня все чаще попадают в сферу действия гуманитарного 
познания. На примере анализа концепций «Вселенная» и «Метагалактика» это 
блестяще показал в ряде статей Вадим Казютинский.

Во-первых, относительно объектов космологии не срабатывают традиционные 
критерии обоснованности научного знания – эксперимент и эмпирическая проверка.

Во-вторых, космологам при построении своих теорий приходится руководствоваться 
не объективными критериями, а ценностями и индивидуальными предпочтениями, как 
в гуманитарной науке.

В-третьих, Вселенная и Метагалактика, по сути, не могут быть отнесены к 
физической реальности, а космология – к естествознанию[166]. С точки зрения 
различения идеалов естественной и гуманитарной науки, в пределах солнечной 
системы мы имеем дело с физической реальностью (поскольку можем даже ставить 
прямые решающие эксперименты – полеты на околоземную орбиту, на Луну, Марс и 
дальше), а за ее пределами (Галактика, Метагалактика и Вселенная) – только с 
гуманитарной реальностью; в последнем случае говорить о проверке истинности 
научного знания практикой и экспериментами не приходится.

Конечно, представители естествознания уверены, что реальности, о которой 
говорят эзотерики или сторонники паранауки, просто нет, поэтому, какая может 
быть наука о том, что не существует? В ответ сторонники эзотерики и паранауки 
могут возразить, что когда-то, например, трудно было даже помыслить полеты 
тяжелых тел или выделение огромного количества тепла из холодной породы.

Однако сегодня не только существуют самолеты, ракеты или ядерный реактор, но и 
соответствующие науки. И разве математика не наука? А ведь ее объекты ученый не 
только познает, но и конструктивно порождает. Кроме того, что значит – не 
существует некоторая реальность? Сегод