первый взгляд кажется не  вполне  ясным,  почему  столько  внимания  уделено
проблеме "идоложертвенного" (этот вопрос возникает  и  в  посланиях  Павла).
Между тем отказ есть "идоложертвенное" был не просто выражением презрения  к
языческим обрядам, но и более существенной  проблемой  отношений  с  внешним
миром.  Дело  в  том,  что  во  время  общественных   празднеств   божествам
приносились в жертву животные, а затем устраивались общественные трапезы, на
которых поедалось  мясо  жертвенных  животных.  В  этих  трапезах  принимали
участие самые разные слои населения. Из надписей римского времени мы  знаем,
что были празднества, к участию в которых допускались даже люди,  живущие  в
данном городе, но не являющиеся его  гражданами,  и  рабы.  Эти  празднества
призваны были служить средством сплочения населения города. Они давали также
возможность подкормить наиболее бедные слои населения. Для многих бедняков и
рабов поедание "идоложертвенного" было  единственной  возможностью  отведать
мясной пищи. Но  в  то  же  время  вкушать  его  -  означало  приобщаться  к
обрядовому  действу  "языческой"  религии.  Вероятно,  Иезавель   и   Валаам
разрешали христианам есть жертвенное мясо, выражая интересы  неимущей  части
членов общины. "Любодействие" их, возможно, было связано с отсутствием семьи
у многих рабов и нищих бродяг, входивших в христианские  общины.  Это  могло
быть  также  способом  выражения  неприятия   традиционных   форм   семейных
отношений. Но для автора Апокалипсиса Иоанна  и  "любодействие"  как  земной
грех, и вкушение "идоложертвенного" - действия совершенно неприемлемые.
     В посланиях Павла вопрос  об  "идоложертвенном"  решается  иначе.  Если
христианин приходит домой к язычнику,  то  он  может  есть  любое  мясо,  не
спрашивая о его  происхождении.  Но  если  хозяин  скажет,  что  мясо  -  от
жертвенного животного, то христианин должен отказаться от его вкушения, и то
не из-за боязни оскверниться, а чтобы не подавать соблазна  "ни  иудеям,  ни
еллинам, ни церкви божией" (I коринфянам,  10:32).  Другими  словами,  важно
лишь неучастие в обрядовых действах язычников, которое может быть  расценено
как отречение от христианства. Здесь, как и в вопросе о браке (Павел  считал
допустимым сохранять брак с  язычником)  и  многих  других,  Павел  пытается
определить самое сложное - отношения христиан с внешним  миром,  и  если  не
включить их в этот мир, то хоть найти возможность сосуществования.
     Социальный состав первых общин мы можем определить лишь приблизительно:
там были рабы (вопрос о том, как поступать рабам и с рабами,  обсуждается  в
посланиях апостолов), бедняки ("Знаю твои дела, и скорбь, и нищету", - пишет
автор Апокалипсиса христианам Смирны); но были и люди зажиточные, по тем или
иным причинам отвергнутые окружающим обществом (калеки, блудницы...). Все же
выходцы из социальных низов преобладали в общинах I  в.  Это  отражено  и  в
первом послании к коринфянам, где Павел выговаривает общине,  что  во  время
собраний "всякий поспешает прежде _других_ есть свою пищу,  _так  что_  иной
бывает голоден, а иной упивается" (11:21). Вероятно, совместные трапезы были
для некоторых христиан единственной возможностью утолить голод.
     Уже в  конце  I  в.  христианские  общины  различались  по  этническому
составу. Апокалипсис адресован христианам иудейского происхождения, жившим в
малоазийских  городах.  Автор  этого  произведения  называет  тех,   которые
"говорят, что они иудеи, а они не таковы" (т. е. не придерживаются  основных
требований иудейской религии), сборищем сатанинским. И новозаветное послание
к евреям, и фрагменты ранней иудео-христианской литературы свидетельствуют о
том, что было  значительное  число  христиан  иудейского  происхождения.  Но
христианская проповедь привлекала к себе и выходцев из  других  народностей;
недаром Павел  активно  выступал  против  соблюдения  иудейской  обрядности,
подчеркивал необходимость проповеди среди язычников. В посланиях, написанных
от его имени, упомянуто довольно много разных имен христиан,  среди  которых
явно   преобладают   греческие   имена;   есть    имена    рабские,    имена
вольноотпущенников. Любопытно, что встречается и одно прозвище -  "филолог".
(К римлянам, 16:15). Такие прозвища обычно давались  представителям  рабской
интеллигенции. Автор послания к колоссянам в отношении двоих упоминаемых  им
лиц специально оговаривает, что они оба  "из  обрезанных"  (Марк,  племянник
Варнавы, и Иисус, прозванный Юстом), т. е. из иудеев. В кругу  христиан,  из
которого вышли послания, иудеев было мало. Следует  также  отметить,  что  в
послании к римлянам, где упомянуто довольно много имен, римских  имен  мало,
да и не все те, которые встречаются, относятся к коренным римлянам  (Юния  -
родственница автора письма; некая Юлия,  скорее  всего,  вольноотпущенница).
По-видимому, в Риме (а возможно, и в других городах) христианами становились
главным образом чужаки, переселенцы,  не  связанные  с  собственно  римскими
традициями и обычаями.
     В  научной  литературе  распространено  мнение,  что   среди   христиан
преобладало  городское  население.  Однако  нельзя  забывать,  что  когда  в
древности говорили "Смирна", "Эфес" или "Антиохия", то имелся в виду  полис,
т. е.  город  с  сельскохозяйственной  округой,  неотъемлемой  частью  этого
города. Поэтому когда речь идет об "эфесской"  экклесии  или  о  послании  к
фессалоникийцам,  то  могут  подразумеваться  не  только  жители  собственно
города, но и прилегающих сельских местностей:  батраки,  арендаторы,  мелкие
земледельцы. Плиний Младший  писал  в  начале  II  в.  императору  Траяну  о
христианах: "Зараза этого суеверия прошла не только  по  городам,  но  и  по
деревням и поместьям..." Даже если допустить,  что  в  своем  письме  Плиний
преувеличивает  распространенность  христианства,  чтобы  привлечь  к   нему
внимание императора, трудно предположить, что его упоминание о христианах  в
деревнях просто вымысел.
     Один из  важных  вопросов,  который  встает  перед  историками  раннего