| |
даже превосходит его святой яростью против врагов
духовенства. Этот честолюбивый монарх, не довольствуясь тем, что долго был
бичом Европы, хотел отличиться еще и деспотическим рвением против тех его
подданных, которые отказывались склониться под иго его попов. Он стал
смотреть на них как на врагов, он отменил благоприятные для них законы,
скрепленные клятвой его предшественников и его собственной,- ему, очевидно,
разъяснили, что "по отношению к еретикам не надо соблюдать клятв". Его
убедили, что противники его духовенства не могут быть ему верными
подданными. Его гнев возбудили до такой степени, что он проявил к несчастным
протестантам самую утонченную жестокость. Наконец, ему внушили, что пролитая
кровь гугенотов смоет грязь его молодости, проведенной в распущенности и
позорнейших пороках. Большего не требовалось, чтобы разжечь рвение этого
суеверного деспота. Он решил, что приказ, исходящий из его уст, способен
сразу изменить взгляды людей. Итак, он начинает преследования. Он поручает
драгунам проповедовать учение церкви. Путем насилия он заставляет еретиков
покинуть отечество и принести к более здравомыслящим народам искусство,
таланты и мастерство, которых он лишил свою страну. Таким образом, Людовик
Великий принес миллион граждан, менее глупых, чем остальные, в жертву
бешенству духовника-иезуита и нескольких заносчивых прелатов, говоривших
ему, что "христианнейший" король должен быть мстителем "всевышнего", что
старший сын церкви должен вступаться за интересы матери, что нет ничего
более достойного великого короля, чем стать паладином церкви.
Такова в кратких словах история тех ужасов, которые христианская
религия в течение пятнадцати веков творит на земле. Внушаемое ею рвение
служило предлогом, которым бесстыдно пользовались честолюбивые лицемеры,
старавшиеся довести до отчаяния род людской, или тупоголовые святоши,
которые искренне думали, что служат богу, истребляя огнем и мечом его
несчастные создания. Религиозные обманщики и искренние фанатики в одинаковой
степени опасные бичи для народов. Последним всегда приходилось
расплачиваться своей кровью за плутни одних и сумасбродства других.
Если политик-обманщик пользуется религией как предлогом для совершения
преступлений, то король-святоша считает себя по совести обязанным совершать
те же преступления из благочестия. Во всяком случае, ему приходится так
поступать, если он хочет выказать себя послушным предписаниям церкви. Эта
святая мать принуждает всех королей к религиозным преследованиям. Если они
отказываются приняться за это, то навлекают на себя гнев церкви, за которым
немедленно следует и гнев господа. 4, Латеранский собор, происходивший о
1715 г., предписав королям "истребить еретиков", прибавляет: "Если они
выполнят этот долг свой небрежно, пусть епископы им объявят выговор; если
они откажутся повиноваться, пусть их подвергнут отлучению от церкви; если
они целый год будут упорствовать в своем ожесточении, находясь под
отлучением, папа лишит их владений их и отдаст эти владения лицам, более
ревностным против ереси".
Отсюда видно, что государи отнюдь не вольны проявлять терпимость к
взглядам, неугодным их священникам. Последние постоянно им твердят, что бог
вручил им меч только для того, чтобы защищать религию, то есть убивать их
врагов. По мнению этих святых людей, светская держава получает верховную
власть лишь для того, чтобы поддерживать их жульничества и мстить за их
оскорбленное тщеславие. В противном случае духовенство считает короля
недостойным царствования.
Мы не должны удивляться такому образу действий духовенства. Он вполне
соответствует принципам христианства, которое, как мы видели, с самого
своего зарождения ввело в государствах две резко различающиеся между собой
власти. При языческих властителях власть духовная была в оппозиции к
светской. Но как только государи приняли христианскую веру, они стали в
подчинение к церкви, духовная власть которой неизбежно распоряжалась
христианскими монархами, как и последними их подданными.
Таким образом, в силу самой сущности этой религии духовенство должно
быть независимо от королей, по короли должны находиться в зависимости от
духовенства. Если короли отказывались повиноваться велениям церкви,
служители церкви считали себя вправе впредь смотреть на них как на
нечестивцев, дурных христиан, тиранов, негодных для управления христианскими
народами. Ведь государи, не покоряющиеся попам, чинили бы постоянно
препятствия спасению народов. Одним словом, все доказывает нам, что
христианство всегда стремилось унижать королей и возвышать духовенство.
Неужели же государи никогда не поймут, как они должны презирать
сумасбродные взгляды и нахальную цензуру этих низких людей, которые в
течение стольких веков предоставляли народам и государям печальную
привилегию ползать у их ног и давать себя убивать ради них? Неужели эти
государи осуждены на вечное прозябание в постоянном неведении истины?
Неужели голос разума, гонимого и изгоняемого из дворцов, никогда не сумеет
дойти до них, заглушаемый постоянно криками обманщиков?
Если жалобы народов, порабощенных мошенниками, если крики человечества,
столь часто оскорбляемого этими бешеными, не могут проникнуть до тронов, то
пусть короли по крайней мере прислушиваются к требованиям своей выгоды.
Пусть прочтут в истории церкви о написанных кровавыми письменами злодеяниях
священников. Пусть подсчитают, сколько они опрокинули тронов, сколько
государей убито по их совету. Пусть вспомнят о народах, истерзанных и
принесенных в жертву их прихотям, о невежестве и варварстве, восседающих на
развалинах искусств, науки, разума, добродетели. Пусть посмотрят, как
промышленная деятельнос
|
|
