жение которых  постоянно было  затуманено  мрачными
религиозными идеями,  никогда не говорят хладнокровно, никогда не рассуждают
логично.  Они  вечно  стараются  находить  сокровенный  смысл  в  непонятных
писаниях,  над которыми неустанно  мудрствуют.  Вообще  они  стараются  лишь
воздействовать на воображение путем пустого красноречия, заменяющего  у  них
знание. Не  удивительно,  что у отцов  церкви мы не находим  ничего  ясного,
последовательного,  обоснованного. Кроме  того,  в  первое время религиозная
система  христианства  еще  не  сложилась  и каждый  держался тех  взглядов,
которые ему казались наиболее правильными.
     Скажем еще о двух знаменитостях  первоначальной церкви, о Тертуллиане и
о  святом Киприане, который взял себе  его за образец. Первый был суровым  и
ревностным  африканским  священником. Жестокость  характера толкнула  его  к
монтанистам,  у которых он заимствовал  желчные мысли, соответствовавшие его
мрачному,  меланхолическому  характеру. Тем не  менее  мы  узнаем от святого
Иеронима,  что  соперничество  и  дурное   обращение  со   стороны  римского
духовенства  изменили  настроения  Тертуллиана и  побудили  его  возмутиться
против церкви.  Человек с его характером, у  которого мозг, естественно, был
разгорячен  постоянными постами  и умерщвлением плоти, имел, надо  полагать,
видения   и  откровения  и,   во  всяком  случае,   легко  поддавался  чужим
откровениям. Несмотря, однако, на  его заблуждения, церковь закрывает  глаза
на  его  ошибки  и  придает  большое   значение  его   произведениям.  Самые
правоверные богословы полагают, что  они  обязаны  считаться серьезно  с его
авторитетом. А ведь, как мы уже мимоходом упомянули,  Тертуллиан считал бога
телесным  и,  следовательно,  был  настоящим материалистом. Точно  так же он
считал материальной и  душу. Это с несомненностью вытекает из следующего его
высказывания,  которого  приличие не позволяет нам привести в  переводе:  in
ipso ultimo voluptatis  aestu, quo genitale viru  sexpellitur, nonne aliquid
de anima sentimiis exire?
     Что касается тертуллиановской морали, то христиане его эпохи, очевидно,
считали себя свободными от какого бы то ни было общественного долга. Вот как
он пишет в своем  трактате  "De pallio": "Я  ничем не  обязан ни адвокатской
трибуне,  ни мечу,  ни торговым делам;  я  не ходатайствую перед судьями, не
домогаюсь голосов,  ни  перед кем не  заискиваю; я не веду тяжб,  не хожу на
войну, не  появляюсь никогда  на  собраниях. Я  ушел весь  в себя-в этом мое
единственное  занятие;  моя единственная забота  -освободить себя  от всякой
заботы.  Жить хорошо можно научиться наедине, а  не в обществе. Пусть стоики
сколько угодно  говорят о необходимости заниматься общественными делами,-кто
умирает сам для себя, рождается и живет тоже для себя".
     В  приведенной цитате Тертуллиан, по-видимому, хотел в немногих  словах
выразить весь дух  христианства,  явно  стремящегося  изолировать  человека,
сделать  его неуживчивым мизантропом, ожесточить его, вытравить из него  все
полезные для общества добродетели. Ведь, кто живет в полном одиночестве, тот
неизбежно становится  желчным  и злым,  не  расположенным делать  добро себе
подобным. Если  религия считает такие  настроения похвальными,  то в  глазах
разума они отвратительны. По Тертуллиану,  истинный христианин не может быть
ни  гражданином, ни  солдатом,  ни  судьей,  ни  чиновником,  ни  адвокатом;
истинный христианин - монах; но ведь монах - человек, совершенно бесполезный
для  государства.  Ученый  Шпангейм-сын  выпустил  в  1679  г.  диссертацию,
специально   посвященную  теме  о  "легковерии  Тертуллиана".  О.  Мальбранш
называет этого же учителя, который пользуется огромным авторитетом в церкви,
мечтателем.
     Святой  Киприан,   епископ   карфагенский   и  мученик,   был   сначала
преподавателем  риторики.  Приняв  христианство, он учился  на произведениях
Тертуллиана,  которого называет  своим  учителем.  Поэтому  его  собственные
произведения  представляют  собой  напыщенный  детский  лепет  Он  старается
никогда не выражаться просто. Его стиль всегда иносказательный, пересыпанный
гиперболами способными поразить воображение, но не убедить  рассудок.  Таков
был вообще стиль первых отцов церкви. Поэтому император Марк Аврелий, говоря
о том, чем он обязан одному из своих учителей, называет также умение "писать
не  так,  как  христианские учители".  В эпоху  святого Киприана  священники
бывали еще  женаты. Но наш  святой,  обратившись в христианскую  веру, самым
грубым образом прогнал свою жену, хотя, при его темпераменте, она ему  очень
была нужна,  если  верить его ученику  и биографу  Понтию.  Представление  о
совершенстве  безбрачия  должно  было  легко  зародиться  в.  уме  фанатика,
убежденного, что  надо отказаться  от самых нежных  уз, чтобы последовать за
Иисусом Христом. Не  удивительно, что  при таком  суровом характере  Киприан
сильно  восставал  против  нравов современных  ему  христиан.  Он  запрещает
девушкам  носить  какие-либо  украшения  или  даже соблюдать чистоплотность.
Особенно  он  выступает против одного довольно странного обычая, который был
тогда в ходу:  девушки, которые вообще сделали  целомудрие своей профессией,
без всякого, однако, стеснения спали с мужчинами, утверждая, что  между ними
не происходило  ничего неприличного,  и предлагая  даже матронам исследовать
их. Эти  девственницы, действительные  или  мнимые, назывались  agapetai, то
есть   возлюбленные.   Церковники  уверяли,  что   они  любили   их   только
платонически;
     это,  однако,  не  мешало  соблазну,  как это  можно  видеть у  святого
Иеронима в послании 22 к Евстахию.
     Особенно  много  усердия проявляет  наш  святой,  когда  речь  идет  об
авторитете епископа. В  таких случаях он развертывает  все  свое красноречие
против  тех,  кто  осмеливается противиться  прелату.  С  его  взглядами  на
отлучение мы уже познако