Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

Библиотека :: Религия :: История религий и Религиоведение :: Ирина Свенцицкая - Раннее христианство: страницы истории
<<-[Весь Текст]
Страница: из 127
 <<-
 
его часто называют Евангелием детства). Оно представляет собой рассказ о 
чудесах, совершенных Иисусом в возрасте от пяти до двенадцати лет. Этот рассказ 
мало связан с раннехристианской традицией. Он – вольная переработка народных 
сказок и мифов. Сам язык сказания близок к языку фольклора. Проявилось в нем и 
некоторое, скорее всего внешнее, влияние гностических писаний о магическом 
значении имен и знаков. Переплетение разных преданий, отголоски различных, 
далеко не всегда связанных между собой учений вообще свойственны такого рода 
полусказочным произведениям.
      Главная задача сказания о детстве Иисуса – представить его всемогущим 
божеством с самого рождения. Причем Иисус выступает в нем не как кроткий, 
милосердный спаситель; подобно древним языческим божествам, Иисус в рассказе 
Фомы бывает и мстительным, и жестоким, и капризным. Это можно подтвердить 
несколькими эпизодами. Однажды в субботу маленький Иисус играл с другими детьми 
на берегу реки. Он сделал на берегу ямки, наполнил их водой и стал лепить из 
мокрой глины птичек. Один из иудеев, проходя мимо, рассердился на мальчика и 
воскликнул: «Зачем ты делаешь в субботу то, что не положено?» Тогда Иисус 
хлопнул в ладоши и закричал: «Летите!» И птицы полетели. На этом чудеса не 
закончились. Один из мальчиков разбрызгал прутом воду из ямок. Маленький Иисус 
в гневе сказал мальчику: «Ты высохнешь, как дерево, и не принесешь ни листьев, 
ни корня, ни плодов». И мальчик сразу высох. В другом эпизоде рассказывается, 
как Иисус шел по деревне, к нему подбежал мальчик и ударил его. Иисус сказал 
ему: «Ты не двинешься дальше». И мальчик упал мертвым. Родители погибших детей 
пошли жаловаться Иосифу. Когда же тот стал выговаривать сыну за содеянное, 
Иисус ответил: «Ради тебя я буду молчать, но они должны понести наказание». Те, 
кто жаловался на него, ослепли.
      Своенравие и жестокость, согласно этому сказанию Фомы, Иисус проявлял и в 
годы учебы. Отец пригласил к нему учителя, который начал показывать ему буквы 
греческого алфавита. Но Иисус не хотел заниматься. Он упорно молчал и не желал 
отвечать на вопросы учителя. Наконец сам задал ему вопрос: «А что такое альфа 
(название первой буквы греческого алфавита. – И. С.)? Разъясни мне значение 
альфы, а я разъясню тебе значение беты (вторая буква греческого алфавита. – И. 
С.)». Учитель, рассердившись, ударил Иисуса по голове. Тогда Иисус проклял его, 
и учитель упал замертво. Конечно, все эти акты жестокости не вяжутся с образом 
спасителя человечества, провозгласившего: «Иго мое – благо, и бремя мое легко» 
(Мф. 11:30). Но для автора сказания о детстве жестокость богов казалась 
естественной и неизбежной: сколько греческих мифов повествовало о наказании 
богами людей, осмелившихся противоречить им или равнять себя с ними! Бывшие 
почитатели античных божеств, став христианами, перенесли их черты на образ 
Христа. Таков был противоречивый путь христианской религии; привлекая к себе 
все новых людей обещанием спасения с помощью милосердного Иисуса, отдавшего 
свою жизнь ради искупления грехов человечества, она впитывала в себя груз 
укоренившихся суеверий, представлений, привычек.
      Правда, в дальнейшее повествование вводятся чудеса исцеления и 
воскрешения: Иисус воскресил мальчика, упавшего с крыши, когда родители 
последнего стали обвинять Иисуса в том, что это он столкнул их сына. Иисус 
заставил воскресшего ребенка свидетельствовать о своей невиновности. В этом 
евангелии рассказывается также о том, как Иисус исцелил соседа, поранившего 
себя топором, и спас своего брата Иакова, которого укусила змея. Когда другой 
учитель признал Иисуса исполненным благости и мудрости, мальчик сказал, что 
ради него будет воскрешен и тот первый учитель. Таким образом, сначала устрашив 
читателя, автор евангелия затем показывает возможность милости, чуда исцеления. 
Он внушает, что за каждым сверхъестественным деянием Иисуса – будь то возмездие 
или исцеление – скрывается цель, недоступная для понимания простого смертного: 
проклятие должно открыть путь к «высшей» истине, чтобы, как сказано в апокрифе, 
«слепые в сердце своем узрели».
      Почти все чудеса исцеления совершаются публично. Дважды Иисус говорит 
исцеленным: «И помни обо мне» (добавление это отсутствует при описании подобных 
сцен в канонических евангелиях). Совершаемые Иисусом чудеса должны служить 
обращению неверующих, а призыв помнить о чуде и чудотворце является как бы 
скрытым предостережением «забывчивым».
      В Евангелие детства включены также рассказы о чудесах, которые призваны 
были в наглядных образах раскрыть учение Иисуса или предвещать его будущие 
деяния. Так, Иисус посылает лететь двенадцать воробьев – символ двенадцати 
апостолов; посеяв в землю одно зерно, он собирает невиданный урожай – в этом 
виден образ Иисуса – сеятеля веры.
      Таким способом автор евангелия подчеркивает связь всего, что происходило 
с Иисусом в детстве, с его дальнейшей жизнью. И читатели этого евангелия 
невольно должны были переносить свое восприятие Иисуса как всемогущего божества 
на того Иисуса, о котором рассказывалось в ранних евангелиях. Но на самом деле 
образ Иисуса в Евангелии детства существенно отличается от его образа в 
иудеохристианских и канонических писаниях. Характерно, что даже в тех эпизодах, 
где вводится словоупотребление из новозаветных текстов, автор Евангелия детства 
редактирует их, подгоняя под свою теологическую концепцию. К примеру, в 
Евангелии от Луки свидетели чудес называют Иисуса «великим пророком» (7:16); в 
Евангелии детства при аналогичных обстоятельствах люди, дивящиеся его чудесам, 
называют его ангелом или богом, но ни разу – пророком. Ко времени создания 
Евангелия детства образ Иисуса для христиан, особенно в грекоязычной среде, все 
больше и больше терял человеческие черты; понятие пророка для читателей, 
далеких от иудаизма, было лишено того смысла, которое оно имело для первых 
последователей палестинского мессии.
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 127
 <<-