|
в себе силы рассмеяться:
- Глупец! Разве тебе не ведомо, что таких, как Жерар, они содержат не
здесь, а в подвале? Меня самого совсем недавно перевели сюда, да и то лишь
потому, что я не могу уже не только убежать, но и встать с постели. Когда
они придут, чтобы вновь бросить меня в камеру пыток, слава богу, они найдут
только мое бездыханное тело. Судьба послала мне тебя в духовники, и я вижу в
этом провидение. Скажи, ты веришь, что тамплиеры невиновны перед богом и
людьми?
- Мой отец, прецептор Жерар де Соньер, был тамплиером...
Старинный рисунок, изображающий катаров
- Он им и остался... В свое время я сделал немало зла Жерару, а теперь
его сын станет моим наследником. Впрочем, это в то же время и месть, тайна
может стать и для тебя роковой... Если узнают, что ты владеешь ею, жить тебе
недолго.
Жильбер с нетерпением оборвал узника:
- Ваши тайны мне не нужны. Лучше расскажите, как пробраться в подвал к
отцу.
- Ты безумец, если надеешься освободить его.
- Это не ваше дело.
- Хорошо, раз ты так настаиваешь. Это недалеко отсюда.
Ты пройдешь дальше по коридору и увидишь окованную дверь. За нею и
будет лестница в подземелье. Твой отец гам.
Жильбер сделал резкое движение, но вспомнил, что дверь заперта. Хотя у
него были ключи от всех дверей монастыря, открыть ее изнутри он не мог.
Старик погасил злорадную усмешку. Потом он закашлялся и выплюнул на пол
несколько сгустков крови:
- Я рассказал тебе все, что ты хотел узнать, теперь ты должен выслушать
мою исповедь. Вряд ли у меня хватит сил довести ее до конца.
Узник собрался с мыслями и медленно начал свой рассказ:
- Мое имя Лопес Рамон, я дворянин из Андалузии. Видимо, теперь я один
обладаю тайной сокровищ и пергаментов тамплиеров. Ищейкам Филиппа Красивого
удалось все же напасть на мой след. Меня схватили и бросили в эту обитель.
Вот уже чуть больше месяца, как я здесь, но им не удалось ничего вытянуть из
меня. Иначе я откусил бы грешный мой язык.
Глаза старика заблестели. Он с трудом выговаривал слова, делая
продолжительные паузы, каждое усилие укорачивало те немногие минуты, которые
ему оставалось жить на этой земле. С трудом он приподнялся и положил руку на
плечо виконта:
- Ты будешь богат...
- Я и так богат, - усмехнулся Жильбер.
- О, это не то богатство. Ты будешь богаче и могущественнее королей.
Поклянись только, что клад тамплиеров не попадет в руки Филиппа и
нечестивого папы. Де Соньер нехотя поклялся. Его мало интересовал рассказ
старика, и в глубине души он не верил ни одному слову собеседника, считая
его выжившим из ума. Гораздо больше виконта занимали мысли об отце. Он с
нетерпением ждал, когда де Грие и стражники в монашеском одеянии вернутся за
старым храмовником.
Между тем Рамон откинулся на тряпье. Несколько минут он собирался с
силами, борясь с наступавшей агонией.
- Я не сказал тебе самого главного, - заговорил он наконец поспешно, -
где находится это золото и свитки тамплиеров...
Лицо его озарила улыбка, от которой дрожь ужаса пробежала по спине
Жильбера. Ему было страшно остаться наедине с умирающим безумцем. А тот,
заметив, что виконт хочет отойти от постели, схватил его руку дикой
предсмертной хваткой.
- Дурачье! Они и не подозревают, что план, который они искали в моем
доме, находится у них под самым носом... - у Рамона что-то забулькало в
горле, и он невнятно забормотал:
- Монсегюр... Великий магистр... Лангедок... Церковь Марии Магдалины...
Ренн-ле-Шато...
Старик рассмеялся таким жутким смехом, что волосы на голове де Соньера
встали дыбом. Видимо, этот смех отнял у узника последние силы. Судорога
пробежала по его телу, грудь опустилась в последнем выдохе, рука бессильно
свесилась к полу. Тамплиер был мертв...
x x x
Летом 1885 года в глухой лангедокской деревушке Ренн-ле-Шато появился
новый житель:
кряжистый энергичный здоровяк лет тридцати с небольшим. Тотчас же о
столь важном событии узнала вся округа.
Человек этот, Беренжер Соньер, приступил в сонном Ренн-ле-Шато к
обязанностям приходского священника. Незадолго до этого соученики по
семинарии прочили умному и достаточно ловкому Беренжеру местечко где-нибудь
под Парижем или, на худой конец. Марселем. Однако кюре настоял на приходе в
маленькой деревеньке в восточных отрогах Пиренеев, в целых сорока километрах
от центра лангедокской культуры - города Каркассона.
На пирушке, устроенной молодыми людьми по случаю выхода из постылых
стен семинарии, Соньер так объяснил свою добровольную ссылку:
- Хочется отдохнуть от суеты, удалившись в приход скромный и
нравственно здоровый. К
|
|