инквизицией".
     Согласно  автору,  изгнание иудеев  из  Испании  в  конце  XV  в.  было
неизбежным следствием антииудейских настроений, которые  якобы преобладали в
испанском обществе в XV в. Королевский эдикт от 1492 г. предписывал изгнание
из страны иудеев, не принявших католической веры.
     "Решение католических королей,- утверждает испанский "эрудит",- не было
ни  плохим,  ни  хорошим,  оно  было  единственно  возможным  и  исторически
неизбежным в  тех условиях". Но даже если принять точку зрения автора о том,
что  антииудейские  настроения  охватывали  в  XV  в.  все  слои  испанского
общества, хотя это,  как  мы увидим,  не  соответствовало  действительности,
остается  вопрос  об  ограблении  марранов  и  других  многочисленных  жертв
инквизицией и короной, который Менендес-и-Пелайо обходит молчанием.
     Автор  считает "отвратительной  эту расовую  борьбу  - главную  причину
упадка Испании", что не  мешает ему повторять  басни о ритуальных убийствах,
которые якобы практиковали обращенные. Однако даже он вынужден признать, что
изгнание   иудеев   и  преследование   инквизицией   "новых   христиан"   не
способствовало укреплению религиозного единства, а,  наоборот, замедлило его
осуществление.
     Для Менендеса-и-Пелайо нетерпимость - "обязательный закон человеческого
разумения в здоровом состоянии".
     Он,  однако,  признает, что  нетерпимость  в лице  испанской инквизиции
действовала в интересах феодально-абсолютистской монархии: "Разве существует
такая религиозная система,  которая своей  организацией и  деятельностью  не
связана  с политическими и социальными  областями?  Никогда не  нападают  на
религиозное  здание без  того,  чтобы  не  дрожало и не рушилось  социальное
здание".
     В то же самое время Менендес-и-Пелайо полемизирует  с теми, кто считает
испанскую  инквизицию   инструментом  королевского  абсолютизма:  "Она  была
церковной по своей  сути, и ее  судьи никогда не именовались королевскими, а
всегда апостолическими инквизиторами. Кто станет сомневаться,  что испанская
инквизиция была  тем  же  самым,  что  и  римская  инквизиция, как по делам,
которые  она  рассматривала,  так   и  по  своим  методам?"  Методы-то  были
одинаковы,  но  цели  у  них  были  разные. Если  испанская  инквизиция была
инструментом  на  службе  испанского  абсолютизма,  то папская  инквизиция в
первую очередь служила интересам католической контрреформации.
     И  совсем  необоснованной и нелепой является попытка Менендеса-и-Пелайо
доказать, что инквизиция была  своеобразной  формой  проявления демократии в
Испании XV - XVIII  вв. Автор  утверждает: "Те, кто осуждает  инквизицию как
орудие  тирании,  должны будут  сегодня  признать,  что  она  была  народной
тиранией,   тиранией   расы   и   крови,   гордым   народным   голосованием,
демократической справедливостью, которая уравняла  все головы - от короля до
плебея и от епископа до магната".
     Исторические  факты  опровергают  это  утверждение.  Инквизиция  силой,
террором была  навязана  испанскому  народу церковью  и королевской властью.
Народ избавился от этой формы "демократии" при первой же предоставленной ему
историей  возможности.  И  если  все народные движения в  Испании отличались
резкими  антицерковными выступлениями, то  одна из  причин  тому -  столетия
господства инквизиции.
     Для  современных  апологетов  испанской  инквизиции  весьма  характерны
взгляды  уже  знакомого   читателю   профессора  теологии   Николаса  Лопеса
Мартинеса.  Он  с  пеной у  рта  отстаивает  право церкви  и светской власти
преследовать  и наказывать еретиков, мотивируя это  тем, что ересь "нарушает
социальный  порядок". Это  - откровенное  признание в  том,  что  инквизиция
служила интересам господствующих эксплуататорских классов.
     Возникает  естественный  вопрос:  если инквизиция,  как  утверждают  ее
апологеты,   была   божественным   институтом   и   поддерживала   идеальный
христианский социальный порядок, воплощенный в испанской монархии, то почему
все-таки  этот   порядок  рухнул,   а  вместе  с  ним   и   этот  инструмент
"божественного провидения"? Потому, отвечает Лопес Мартинес,  что инквизиция
действовала  недостаточно  решительно  (!) и  поэтому  не  смогла  полностью
расправиться   с   "еретическими,  по   сути   революционными   движениями",
раздиравшими Испанию после 1492 г.
     Другой  католический   историк,  Висенте  Паласио  Атард,  призывает  к
"объективности" в  изучении  инквизиции. "Чтобы понять  инквизицию,-  вещает
он,-  необходимо   отказаться  от  полемического  задора.  Это  нам  поможет
уразуметь, что инквизиция сама по себе вовсе ни хороша, ни плоха, что она не
есть институт божественного права, а создана людьми и поэтому несовершенна".
     Паласио Атард  призывает справедливо, объективно трактовать инквизицию,
учитывая все смягчающие ее  вину обстоятельства: эпоху и  людские  слабости,
извечное  несовершенство человеческих институтов, якобы  не  в  меру  пылкий
темперамент испанцев и тому подобное. Он  помнит обо всем, только забывает о
жертвах инквизиции, о  ее преступлениях. И это  естественно, ведь его цель -
выгородить и оправдать палачей "священного" трибунала...
     Хотя  колониальная  инквизиция  давно уже ушла  в  небытие  в Латинской
Америке, но ее  практику  в  области  преследования  прогрессивных деятелей,
борцов за свободу и национальную независимость, ее методы  -  террор, пытки,
истязания  не  только  унаследовали,  но  и  превзошли  реакционные  режимы,
вдохновляемые в наше время американскими империалистами.
     Неудивительно поэтому, что и сегодня находятся  защитники  колониальной
инквизиции, оправдывающие ее преступления.