лишен многих привилегий.
     В 1507 г. дон Мануэл отменил все прежние ограничительные  законы против
"новых  христиан"  и  торжественно обещал "никогда в  будущем"  не  издавать
подобных  законов.  Тем,  кто  бежал  из  страны,  была  обещана   амнистия.
Насильственно  крещенным в  1496 г. было  вновь  обещано в течение 20 лет не
преследовать  их  за  невыполнение  католических  обрядов.  В  1512  г. этот
льготный срок  был  продлен до 1534 г. Всем был  разрешен  свободный выезд и
вывоз ценностей из страны. Все эти изменения в политике  дона Мануэла, пишет
Эркулану,  произвели  неотразимое  впечатление  как  на  местных,  так и  на
испанских иудеев, проживавших в Португалии.  Предпочитая иллюзорную свободу,
полученную  благодаря  временной волне терпимости, и  таким  образом жертвуя
своим  будущим во имя временных поблажек,  никто или  почти никто из них  не
покинул страны. Но можно  ли  винить в  таком  благодушии  "новых христиан",
которые фактически не имели другого выхода, как остаться в Португалии.
     Справедливости ради следует отметить, что вплоть до смерти дона Мануэла
в 1521 г. у них не было основания жаловаться на действия властей. Сам термин
"новые христиане" вышел из употребления и был заменен "людьми из народа".
     В 1521  г.  умер дон Мануэл  и на трон вступил  его  старший  сын  Жоан
третий,  жадный на  деньги,  жестокий  и  коварный фанатик. Он был  женат на
Катарине - сестре испанского короля Карла V, ярого сторонника инквизиции.  С
ней  в  Лиссабон прибыли  многочисленные доминиканцы. Сам же  Карл  V в свою
очередь женился на Изабелле, дочери покойного короля Мануэла, которая должна
была  в  качестве  приданого  принести  своему мужу  800 тыс.  крусадо.  Это
приданое должно было дать население Португалии. С этой целью Жоан III созвал
кортесы, которые разрешили ему установить новые  налоги  на сумму в 150 тыс.
крусадо. Остальное посоветовали взять с "новых христиан",  а  чтобы они были
"покладистее", учредить инквизицию.
     На этом  же  настаивали  жена  короля  и  ее  многочисленные  испанские
"духовные советники", а также Карл V. Жоану III пришлась по  душе эта  идея,
тем  более  что,  располагая инквизицией,  можно  было прибрать  к  рукам  и
дворянство, как это было в Испании. Но для  того  чтобы учредить "священный"
трибунал,  нужно  было   иметь  веские  основания.  Какие?  Испанский   опыт
подсказывал ответ на этот вопрос. Нужно было доказать, что "новые христиане"
были лживыми лицемерами:  внешне придерживались католической веры, а  втайне
исповедовали веру отцов своих, обманывая тем самым бога, короля и приютившее
их  новое  отечество.  А как  же быть с торжественными обещаниями  покойного
короля  Мануэла,  даровавшего  "новым  христианам"  амнистию  до  1534 г.  и
торжественно  обещавшего "никогда"  не  издавать карающих их за преступления
против веры законов? Обещания, рассуждали благочестивые католики, даются для
того, чтобы их  не выполнять,  а кроме того, обещания, даваемые еретикам, не
имеют   для   правоверного  христианина  обязательного  значения.   Если  же
заручиться согласием  папы на введение  инквизиции, то кто  посмеет упрекать
португальского короля в вероломных действиях против "новых христиан"?  Самое
главное  -  это  добыть  против  них  "улики",  компрометирующие их  данные,
доказательства, уличающие их в богомерзких еретических заблуждениях.
     Добыть эти  улики Жоан III лично поручил некоему  Энрике Нунесу Кем был
этот королевский шпион? Испанский  "новый  христианин" выдавший "священному"
трибуналу своего собственного брата, служивший  провокатором при кровожадном
испанском инквизиторе Кордовы Диэго Родригесе Люсеро, прозванном в народе за
свои бесчисленные  жестокости  "Вероломным". По-видимому, Нунеса  "одолжили"
Жоану III и рекомендовали использовать с этой же целью испанские исповедники
королевы Катарины, а может  быть,  и сам Карл V.  Нунес  явился в  Лиссабон,
представился местным "новым христианам" как чудом спасшийся от преследований
испанской инквизиции, втерся к ним в доверие и стал поставлять своему новому
хозяину  соответствующую "конфиденциальную" информацию. Что же  сообщала сия
продажная личность?  А то, что хотел, чтобы она сообщала ему,  португальский
король:  "новые  христиане"  - обманщики,  еретики  и вероотступники, втайне
исповедуют иудаизм, оскверняют крест,  гостию,  священные дары, глумятся над
христианскими обрядами, кощунствуют, совершают ритуальные  убийства, поносят
португальского короля, готовят против него заговор. Король был в восторге от
энергии  и  талантов  своего  шпиона, которому он  дал весьма  выразительную
кличку  "Стойкого христианина"  (Firme-Fe). Между тем  "Стойкий христианин",
видимо,  действовал  не  очень осмотрительно,  а поэтому был  разоблачен как
шпион и провокатор.
     Опасаясь расправы,  Нунес бежал в Испанию, не успев даже оповестить  об
этом своего нового повелителя. Но участь его уже была предрешена. Доверенные
люди  "новых христиан" настигли  его близ Бадахоса и  зарубили. Отметим, что
выполнили   этот   более   чем   справедливый  приговор  два   португальских
францисканских  монаха Диогу Ваз и Андрэс Биаш. Это подтверждает, что "новым
христианам" был открыт  тогда  доступ  в монашеские  ордена. Убийц повесили,
предварительно  отрубив  им руки. Но  Жоан III не особенно горевал по поводу
смерти  своего шпиона. Теперь  он  мог утверждать,  что  убийство  "Стойкого
христианина"  подтверждало правдивость его информации, которую  можно было с
"полным   основанием"   передать  папскому   престолу,  затребовав  от  него
разрешение на учреждение "священного" трибунала в Португалии.
     Новым  толчком,  побудившим  Жоана  III  перенести центр  тяжести этого
вопроса  в Рим, послужило разразившееся в 1531 г. в Лиссабоне землетрясение,
давшее повод противникам  "новых христиан" утверждать,  что оно  "накликано"
ими,   является   "карой   божией"   за   якобы   оказываемое   им   короной
покровительство.