Теперь копье потребовал другой поэт. «Лишь один раз в день должен я 
исполнять просьбу», — сказал Кухулин. «Изза тебя я ославлю весь Улад», — 
заявил певец, и Кухулин тем же способом швырнул в него копье. На этот раз его 
подхватил Эрк, и, брошенное обратно, оно нанесло смертельную рану Серому из 
Махи. Герой вытащил копье из тела лошади, они простились, и Серый умчался, неся 
на шее половину хомута.
      И в третий раз кинул Кухулин копье в поэта, и Лугайд взял его и метнул 
обратно, и оно поразило Кухулина, и внутренности его выпали в колесницу, и 
второй конь, Черный из Волшебной страны, вырвался и покинул его.
      «Желал бы я добраться до озера, чтобы напиться из него», — сказал Кухулин,
 зная, что конец близок, и враги позволили ему сделать это, с условием, что он 
вернется. Он подобрал свои внутренности и отправился к озеру, и напился, и 
выкупался, и возвратился на берег, чтобы умереть. Неподалеку, чуть к западу от 
озера, стоял высокий камень, и герой подошел и привязал себя к нему поясом, 
чтобы умереть стоя, а не лежа; и кровь ручейком потекла в озеро, а из воды 
вышла выдра и слизала ее. Враги собрались вокруг него, но боялись подойти, пока 
жизнь еще теплилась в теле героя, и сияние не покидало его чела. Тут примчался 
Серый из Махи и стал защищать его, кусаясь и лягаясь.
      А потом прилетела ворона и уселась на его плече.
      Когда Лугайд увидел это, он подошел ближе, приподнял Кухулину волосы с 
одной стороны и срубил ему голову; но тут из руки мертвого выпал меч и при 
падении отрубил руку Лугайду. В отместку воины отрезали руку Кухулину и 
похоронили его голову и руку к югу от Тары и возвели на этом месте курган. Но 
Конал Победоносный, спешивший на помощь другу, повстречал по пути истекающего 
кровью Серого из Махи, и вместе они пришли на берег озера и увидели там 
Кухулина, обезглавленного, привязанного к камню, и конь подошел и положил 
голову ему на грудь. Конал же направился на юг, горя жаждой мщения, и настиг 
Лугайда у реки Лиффи, и поскольку у того была лишь одна рука, Конал занес одну 
руку за спину и привязал; и они долго бились, но никто не мог одолеть другого. 
Тогда конь Конала, Красная Роса, подскочил и вырвал кусок плоти из бока 
Лугайда; и Конал убил своего противника, взял его голову и вернулся в 
ЭмайнМаху. Но без победных кликов они возвращались, ибо Кухулина, Пса Улада, 
не было больше.
      
КАК БЫЛО НАЙДЕНО «ПОХИЩЕНИЕ БЫКА ИЗ КУАЛЬНГЕ»
      
      По традиции «Похищение» приписывается не кому иному, как Фергусу Мак 
Ройху, но считается, что эта сага надолго была забыта. Говорят, что ее записали 
огамическими письменами на деревянных планках, которые один бард взял с собой в 
Италию, где они и остались.
      О том, как было найдено «Похищение быка», повествует немало легенд, 
которые сэр Фергюсон в своих «Песнях западных гаэлов» объединил в поэме столь 
завораживающей, столь глубоко раскрывающей дух кельтского мифа, что я отважусь 
привести здесь значительную выдержку из нее. Говорят, что однажды на пиру 
верховный король Ирландии Гуайре упрекнул поэта Сенхана Торпеста за то, что тот 
не может полностью рассказать самое знаменитое из ирландских преданий. Поэт был 
уязвлен до глубины души и захотел обрести потерянное сокровище. Он обошел всю 
Эрин и всю Альбу, но смог собрать лишь отдельные фрагменты. Тогда он попытался 
вызвать с помощью разных колдовских средств дух Фергуса, чтобы тот сам поведал 
ему эту сагу, и готов был заплатить за это собственной жизнью, ибо такова, 
очевидно, была цена за содействие умерших, — но никто не мог найти могилу 
Фергуса, скрытую, повидимому, особыми чарами. Наконец Сенхан послал своих 
сыновей — Эмина и старшего Муиргена — в Италию, чтобы те попытались выяснить 
там судьбу деревянной книги. Братья отправились в путь. По дороге они случайно 
находят могилу Фергуса, и Муирген обещает отдать свою жизнь, забыть родных, 
друзей и возлюбленную в обмен на предание о Похищении быка. Но Фергус сначала 
не отзывается.
      
      
    Он недвижим. Что же, Фергус, дети, женская любовь,
    Вековечные стремленья, что людей волнуют кровь,
    Не нужны тебе, ведь глубже тайны мертвым здесь открыты…
    Для любви не встал — хотя бы песню не проспи ты!
      
      
    Первым рифмой съединил ты жизни радость и печали,
    Саги о любви и войнах в той поэме прозвучали,
    Но утрачено величье, и в преддверье тяжких дней
    Жизнь ирландцев ты украсишь только песнею своей.
      
      
    Фергус встал; туман поднялся, сумрак молнией сверкнул.
    Сделал шаг — зеленый плащ полой плеснул.
    Так темна была та туча, что сгустилась вкруг него,
    Что Эмин увидел только дым и больше ничего.
      
      
    Верный брат пытался трижды мрачный сумрак превозмочь,
    Но туман не расступался, трижды гнал Эмина прочь.
    Наконец разнесся голос от земли до облаков —