стояла золотая чаша. Пораженный изяществом работы, Придери взял чашу в руку и 
не мог уже ни выпустить ее, ни уйти, ни даже закричать и, неподвижный и немой, 
остался стоять возле фонтана.
      Манавидан возвратился в Нарберт и рассказал Рианнон, что произошло. 
«Плохим товарищем ты был, — сказала она, — и хорошего товарища ты потерял». На 
следующий день Рианнон сама отправилась в замок. Она нашла там Придери немого и 
оцепеневшего. Как и он, она коснулась чаши, и с ней произошло то же, что с ним; 
тут раздался удар грома, на землю пал тяжелый туман, а когда он рассеялся, 
замок исчез со всем своим содержимым, включая жертв колдовства.
      Манавидан опять вернулся в Нарберт к Кикве, жене Придери. Та, узнав, что 
их осталось только двое, страшно опечалилась. «Ей даже расхотелось есть и стало 
безразлично, жива она еще или уже умерла». Манавидан, увидев это, сказал ей: 
«Ты ошибаешься, если горюешь так, боясь меня. Давнымдавно я поверил Придери и 
как дружил прежде с ним, так буду дружить с тобой». — «Господь вознаградит тебя,
 — отозвалась Киква. — Этихто слов я и ждала». С тех пор она осмелела и стала 
радостней.
      Киква и Манавидан снова попытались прокормиться в Ллойгире обувным делом, 
но столкнулись с той же враждебностью и волейневолей возвратились в Дивед. 
Однако на этот раз Манавидан взял с собой мешок пшеницы и засеял ею три поля. 
Когда пшеница созрела, он пришел на одно из них и объявил: «Завтра я буду жать».
 Но назавтра на этом поле не обнаружилось ничего, кроме голой стерни.
      На следующий день повторилась та же история со вторым полем. Однако, 
когда очередь дошла до третьего, Манавидан вооружился и решил поймать 
неизвестного грабителя. В полночь он услышал шум и увидел, что на поле пришла 
огромная мышиная стая; каждая мышь взбиралась на стебель, отгрызала колос и 
уносила. Манавидан попытался погнаться за ними, но они оказались проворней, и 
ему удалось схватить только одного неловкого мышонка. Он завязал добычу в 
рукавицу, принес в Нарберт и рассказал Кикве, что произошло. «Завтра я повешу 
этого воришку», — объявил он; Киква, правда, сочла, что пытаться отомстить мыши 
ниже его достоинства.
      На следующий день Манавидан поднялся на гору Нарберт и воткнул на ее 
вершине две раздвоенные палки для виселицы. Не успел он это сделать, как 
невдалеке показался школяр в лохмотьях — первый человек, который появился в 
этих местах за все время действия заклятия. Школяр спросил, что он делает, и 
попросил оставить мышь в покое: «Человеку твоего звания не пристало касаться 
такого низкого существа». — «Клянусь небом, я не отпущу эту мышь», — заявил 
Манавидан; школяр предлагал ему фунт серебра, но вскоре сдался: «Как пожелаешь, 
господин. Просто я еще не видел, чтобы человек твоего звания касался руками 
мыши» — и ушел.
      Стоило Манавидану положить на две палки поперечину, как на дороге 
появился священник в богатых одеждах, верхом на коне; беседа повторилась, 
правда, священник предлагал уже три фунта за жизнь мышонка, но наш герой так и 
не согласился. «Что ж, делай как знаешь», — молвил путник и проехал мимо.
      Манавидан уже накинул петлю на шею мышонка, как вдруг узрел 
приближающегося епископа со свитой. Он отложил нитку и попросил у епископа 
благословения. «Пусть будет с тобой благословение Господне. А что ты делаешь?» 
— «Вешаю вора», — был ответ. Епископ предложил семь фунтов, «чтобы человек 
такого звания не марался о столь недостойное существо». Манавидан отказался. 
Дело дошло до двадцати четырех фунтов, а потом и до всех коней и всех богатств, 
которые вез с собой епископ — тщетно. «Тогда назови свою цену», — сказал 
епископ. «Назову, — согласился Манавидан. — Пусть получат свободу Придери и 
Рианнон». — «Будь потвоему», — не возражал мнимый епископ. Далее Манавидан 
потребовал расколдовать семь округов Диведа и объяснить, кто же эта мышь и 
почему на страну было наложено заклятие. «Я — Ллуид, сын Килкойда, — объявил 
епископ, — а мышь — моя жена. Не будь она беременна, ни за что бы тебе не 
поймать ее». Тут необходимо вспомнить рассказ о свадьбе Рианнон. Заклятие было 
наложено на страну с тем, чтобы отомстить за друга Ллуида, Гваула, сына Клуда, 
с которым отец Придери и его рыцари так славно поиграли в «барсука в мешке» в 
замке Хевида Хена. Мышиворишки были заколдованные дамы и воины Ллуида.
      Затем чародея заставили пообещать, что никто больше не станет мстить ни 
Придери, ни Рианнон, ни самому Манавидану, и, когда два заколдованных пленника 
живыми и здоровыми появились на горе, Манавидан отпустил мышь. «Ллуид 
прикоснулся к мыши волшебной палочкой, и она превратилась в прекрасную молодую 
женщину». Оглядевшись вокруг, Манавидан увидел, что все окрестные земли ухожены 
и заселены, как в лучшие времена.
      
СКАЗАНИЕ О МАТЕ, СЫНЕ МАТОНВИ
      
      Предыдущая повесть представляет собой, по сути, волшебную сказку, где 
элементы мифа хотя и присутствуют, но выражены предельно нечетко. Но предание, 
к рассмотрению которого мы приступаем теперь, имеет очевидную мифологическую 
основу. Центральная тема его — борьба сил света с силами подземного мира за 
обладание чудесными предметами, в нашем случае — за стадо волшебных свиней. 
Вначале мы узнаем о божестве по имени Мат, о котором бард говорит, что он мог 
существовать не иначе, как положив ноги на колени юной девушки — если только 
страну не сотрясала война165. Мат — владыка Гвинеда, Придери же управляет 
двадцатью одним округом на юге. За порядком в Гвинеде следят племянники Мата, 
Гвидион и Гилвайтви, сыновья Дон; сам же Мат наслаждается жизнью, положив ноги 
на колени прекраснейшей девушки того времени, Гойвин, дочери Пебина из 
ДолПебин, что в Арвоне.