собою четыре последовательных уровня речи, и каждый последующий глубже 
предыдущего. Мы могли бы также считать их четырьмя последовательными стадиями 
общения. Рассмотрим каждое из качеств в этом свете и тогда, наверное, мы сможем 
по достоинству оценить то, что Будда разумел под такой редкой драгоценностью — 
осмысленным словом.
   Во-первых, правильная речь правдива. Само собой разумеется, мы думаем, что 
понимаем значение этого. Но действительно ли мы понимаем, что значит говорить 
правду? Первое, что требуется, если мы хотим говорить правду, — это фактическая 
точность. Но даже этого можно ожидать лишь от очень немногих. Редко кто 
довольствуется простым и точным описанием происшедшего. Обычно его несколько 
приукрашивают, расцвечивают, чтобы событие выглядело получше или похуже, чем 
оно было. У нас у всех есть эта склонность преувеличивать или преуменьшать. А 
соблюсти фактическую точность нам крайне трудно. Мне здесь вспоминается, как 
несколько лет назад в Калимпонге меня пригласили участвовать в буддийском 
празднике Весак. Это была чудесная немноголюдная встреча, на которой 
присутствовало человек сто. Поэтому я был немало удивлен, прочтя через месяц в 
буддийском журнале отчет об этом празднованиии, где оно было названо 
«грандиознейшим митингом». Довольно трудно представить, что сотня человек 
составляет «грандиознейший митинг», но именно так описывалось это празднование. 
Написавший заметку явно полагал, что в людях прибавится веры и почтения, когда 
они узнают, что в Калимпонге по случаю праздника Просветления Будды состоялся 
грандиознейший митинг, а потому отклонение от фактов не смутило его. Так люди 
обычно и поступают: у них где было два — там три, где четыре — там пять, где 
было много, стало и того больше, а где мало — еще меньше; им никак не изложить 
событие точно таким, каким оно состоялось.
   Итак, фактическая точность — это то первое, к чему мы должны приучиться, но 
говорить правду — значит много больше простой фактической точности. Нам следует 
говорить правду не только фактически, но также и с психологической и духовной 
точностью. А для того, чтобы уметь так говорить, мы в своих речах должны быть 
честны и искренни. Мы должны говорить то, что действительно думаем и 
действительно знаем. Здесь в пору задать вопрос: а знаем ли мы, что мы думаем? 
Никто не сможет говорить правды, если не знает, что же он думает и что хочет 
выразить. Но следует признать, что большинство людей живут в состоянии, которое 
можно охарактеризовать как хроническую спутанность психики. Они не способны 
говорить правду, потому что сами не знают, что они думают. Им, возможно, 
думается, что они думают так-то, но ведь они не знают, что думают. По большей 
части, если мы говорим правду (или хотя бы считаем так), мы просто повторяем 
нечто услышанное или прочитанное, но чего на самом деле не поняли. Мы не смогли 
этого по-настоящему усвоить: попросту передаем полученное из рук в руки. И 
разве можно в подобной ситуации сказать правду? Нет, конечно. Если же мы хотим 
говорить правду в полном смысле слова, то есть с психологической и духовной 
точностью, мы обязаны знать, что мы думаем и почему. Мы также обязаны отдавать 
себе отчет в том, чего мы не знаем. Это означает, что нам необходимо прояснять 
свои мысли. Мы должны глубже осознавать себя, — что мы знаем, чего не знаем и 
так далее. Нам следует быть честнее с самими собой. Иными словами, мы должны 
узнать себя. И мы не сможем говорить правду в полном смысле, пока не сделаем 
этого.
   Теперь, должно быть, ясно, как непросто говорить правду. Это воистину очень 
трудно. Большую часть времени мы бываем достаточно далеки от настоящей правды. 
Мы, может быть, и не говорим бесспорной лжи, но это, конечно, и не чистая, 
белая, правда — здесь все оттенки серого, временами переходящие в черный цвет. 
Больше того, смею утверждать, что некоторые, к своему несчастью, проживают 
жизнь, так и не сделавшись способными хоть раз сказать правду. Если вы хотя бы 
окинете умственным взором свои отношения с другими, то осознаете, что говорить 
правду в полном смысле вы можете совсем немногим, мало кому можно открыть то, 
что действительно думаешь. Часто бывает так, что даже тем, кого считаешь самыми 
близкими и дорогими себе людьми, не можешь сказать, что на самом деле думаешь. 
Часто невозможно сказать правду собственной матери или отцу, сыну или дочери, 
мужу или жене, другу, начальнику или подчиненному. Что-то удерживает от этого. 
А что — и не объяснишь. Может быть, это кажется неподобающим, или духу не 
хватает, или кажется, что лучше этого не говорить, потому что это может задеть 
другого человека. Так или иначе, а правда зажимается. Мы не в состоянии 
говорить правду до тех пор, пока мы ее не узнаем, но даже и потом, зная, мы 
часто умалчиваем ее или, по крайней мере, отчасти. Если вы выступаете в суде 
свидетелем, потребуется встать на свидетельское место и присягнуть (если вы 
буддист, то просто подтвердите, но не станете клясться на Библии) говорить 
правду, только правду и ничего кроме правды. Мало кто может так говорить — и 
мало кому.
   Если все же это происходит в каких-то жизненных взаимоотношениях, и мы, 
наконец-то, говорим полную правду, иными словами то, что на самом деле думаем, 
то тогда наступает великое облегчение. Бывает, что мы о чем-то тревожимся — о 
своем ли здоровье, или о материальных затруднениях, или о близком человеке, 
беспокоящем нас. И вот мы думаем свою нелегкую думу и не можем ни с кем о ней 
поговорить. Тогда тревожившее нас гнетет все более тяжким бременем, и если 
потом у нас получается поговорить о том, что мы так долго держали в себе, — 
просто поделиться, быть может, с другом, врачом или, естественно, 
психоаналитиком, тогда мы чувствуем, что как будто тяжелое бремя спало с плеч, 
мы освободились от него.
   Можно утверждать и большее: только тогда, когда мы говорим правду в полном 
смысле, мы воистину и на деле бываем самими собой. Иными словами, тогда мы