человек может удержать себя на мгновение на том уровне концентрации, где 
возможно уловить проблеск совершенной мудрости и даже пустоты (sunyata). Но 
способности удержать это у него нет. Такой человек непременно соскользнет, 
опустится вниз, упадет, и даже наступит ответная реакция со стороны целостного 
существа и сознания, которые просто не доросли до этого уровня и не готовы 
практиковать совершенную мудрость. Таким образом, человеку придется вернуться 
назад. Ему потребуется заняться медитацией, развить более высокие состояния 
сознания и, таким образом, создать прочный фундамент для практики совершенной 
мудрости. Сделав все это, человек сможет опять двинуться вперед.
   Таким образом, непоследовательный путь обычно подразумевает попытку 
форсировать процесс духовного развития. Это равносильно попытке заставить 
цветок распуститься, раскрывая пальцами неразвившиеся бутоны, или стремлению 
воздвигнуть последний этаж до того, как закончен фундамент. Рано или поздно мы 
поймем, что это сделать невозможно. Нет пользы в насильственном раскрывании 
бутонов, необходимо поливать корни. Нельзя начинать строительство с верхнего 
этажа, нужно заложить фундамент. Тот цветок, который мы, буддисты, хотим видеть 
распустившимся, — это сам тысячелепестковый лотос136, и для него потребуется 
немало воды. А та башня, которую мы хотим построить, простирается до самых 
высоких небес, так что необходим очень прочный фундамент. Высшая ступень пути 
не может быть освоена в своей полноте или даже умеренно, пока нижние ступени 
пути не будут полностью освоены. Это аксиома. Если мы хотим пережить более 
высокое состояние или высший уровень хоть с какою-то интенсивностью и 
постоянством, нам потребуется сначала в совершенстве освоить низший уровень, на 
базе которого только и можно утвердить более высокое состояние. Вот почему, 
раньше или позже, нам придется перейти с непоследовательного пути на 
последовательный. В этом заключается переход, означающий возвращение назад для 
того, чтобы двинуться вперед.
   Но насколько далеко нам следует возвращаться назад? Одни скажут — назад, к 
нравственности: в наши дни это довольно распространенный призыв. А другие 
скажут — назад, к хинаяне, ведь, в конце концов, буддизм — это учение, 
исторически и духовно сложившееся из трех стадий развития (хинаяны, махаяны и 
ваджраяны), отсюда и призыв — назад, к хинаяне как к основам буддизма, назад, к 
тхераваде! Но, на самом деле, нам предстоит вернуться даже еще дальше. Нам 
придется вернуться к тому, что еще более основоположно, чем нравственность или 
хинаяна; нам необходимо вернуться к тому, о чем уже упоминалось здесь и вы это, 
возможно, не заметили. Нам нужно вернуться к Трем Драгоценностям. Так что 
опустимся на колени и придем к Прибежищу со словами: «Буддхам саранам гаччхами, 
дхаммам саранам гаччхами, сангхам саранам гаччхами», — «я иду к Будде как к 
Прибежищу, иду к Дхарме как к Прибежищу, иду к Сангхе как к Прибежищу». С этого,
 на деле, начинается буддизм. Вот корень, фундамент, первейший краеугольный 
камень нашей духовной жизни. С прихода к Прибежищу мы поистине начинаем 
практиковать путь.
   (Из лекции №118: «Последовательный и непоследовательный пути», 1974) 

МОРАЛЬ
КРИТЕРИЙ НРАВСТВЕННОСТИ
   
   В ретроспективе представляется, что западная этика свой первый шаг сделала 
не с той ноги. Наша этическая традиция — явно составная, если не сказать — 
смешанная. В ней наличествуют элементы, восходящие к классической, то есть 
греко-римской, традиции, есть иудейско-христианские элементы и, особенно в 
некоторых странах Северной Европы, германского язычества. Но, хотя западная 
этическая традиция составилась из многих взаимопереплетающихся нитей, 
преобладает в ней все же иудейско-христианский элемент. Это — «официальная» 
этика, в принадлежности к которой, во всяком случае в прошлом, каждый 
официально расписывался, независимо от личных поступков и предпочтений в 
частной жизни.
   В этой иудейско-христианской этике мораль традиционно понималась как 
некоторого рода закон. Моральные обязательства и правила здесь — нечто, 
положенное человеку от Бога. Это ярко иллюстрируется библейским рассказом о 
происхождении десяти заповедей137. Моисей взошел на гору Синай и там среди 
грома и молний от Бога получил десять заповедей. Согласно изображениям 
христианского искусства, Моисей спустился с Синая, неся в обеих руках две 
каменные скрижали, на которых были высечены заповеди, словно пару надгробных 
плит; эти десять заповедей Моисей передал народу Израилеву. Этим иллюстрируется 
представление об этике как о чем-то навязанном человеку, почти против его воли, 
некой внешней силой или авторитетом. Согласно Ветхому завету, Бог создал 
человека, вылепив его из праха земного и вдохнув ему жизнь в ноздри. Так что 
человек есть создание Божье, даже раб Божий, и обязан ему повиноваться. 
Неповиновение — грех. Такой подход иллюстрируется также историей 
грехопадения138. Как мы знаем, Адам и Ева были наказаны за неподчинение явно не 
обоснованному никак повелению. Бог сказал: «А от дерева познания добра и зла ты 
не должен вкушать»139. Но он ведь не дал им никакого объяснения этого запрета. 
Теперь-то мы знаем, что такие истории — только мифы, и хотя очень немногие 
склонны верить им буквально, но выражаемая ими установка по-прежнему в силе. 
Знаменательно и само слово, передающее понятие заповеди в западных языках, — 
commandment, gebot и др., — это «повеление, приказ». Оно означает, что 
моральный кодекс или правило само по себе является повелением, т.е. тем, что мы 
вынуждены, принудительно обязаны делать под давлением авторитета, внешнего по 
отношению к нам.