мере все учение в целом.
   Пратитья-самутпада, или взаимозависимое происхождение, трактует появление 
или возникновение явлений и составлено из двенадцати нидан, или двенадцати 
звеньев одной цепи. Каждое из этих звеньев возникает в зависимости от 
предыдущего, им обусловлено. Вот почему мы говорим об обусловленном 
происхождении или взаимозависимом возникновении этих звеньев, следующих одно за 
другим.
   Мы разберем каждую нидану. Но сперва я должен отметить, что в некоторых 
текстах перечисляется пять нидан, а в других десять нидан, хотя общепринятое их 
число двенадцать. Не будем забывать о наличии пятичленного и десятичленного 
вариантов: пусть это напоминает нам, что все такие перечни не должны 
восприниматься слишком буквально. Не следует думать, что какой-либо 
определенный изучаемый предмет буквально поделен на заданное число частей. 
Нельзя реально представить восьмеричный путь68 состоящим буквально из восьми 
отдельных частей. Эти части выделены для практического удобства. При изучении 
(в этом случае двенадцати нидан) нам, скорее, надо постараться понять с их 
помощью саму суть обусловленности, а не пытаться пришпилить их к застывшим 
очертаниям заранее заготовленного каркаса.
   Первая из нидан — avidya (пали — avijja), — неведение. Это нидана в 
определенном смысле самая важная из всех. Авидья означает не столько неведение 
в интеллектуальном смысле, сколько отсутствие или недостаток духовного 
осознавания и духовной сущности, даже сознания или бытия духовности. В этом 
смысле авидья представляет прямую противоположность бодхи, Просветлению. Бодхи 
— это цель всего эволюционного процесса, особенно процесса высшей эволюции69. 
Авидья же представляет все то в эволюционном процессе, что находится внизу или 
позади нас. И если Просветлением выражена цель, то неведением — глубины, из 
которых мы вышли. Просветление — это горный пик, а неведение — покрытые мраком 
долины, из которых мы постепенно поднимаемся наверх.
   Говоря более подробно, авидья слагается из различных неправильных взглядов. 
Их число точно обозначено в канонических текстах. Например, существует 
неправильное видение, заключающееся в том, что, обознавшись, обусловленное 
принимают за необусловленное и полагают, что какой-либо феномен может длиться 
вечно. Это, конечно, не интеллектуальное убеждение, а неосознаваемый 
предрассудок. Мы ведем себя так, словно определенные вещи будут с нами вечно. 
Мы цепляемся за них и чувствуем себя несчастными, когда приходится расстаться с 
ними.
   Другой неправильный взгляд — вера в личного Бога, верховное существо. 
Буддизм, как и психоанализ, склонен видеть в фигуре Бога проекцию фигуры отца, 
— наш детский образ отца в ореоле божественной славы, на чью помощь мы склонны 
полагаться в трудной ситуации. Буддизм относит подобного рода веру и 
зависимость к проявлениям духовной незрелости.
   Основанными на неправильных взглядах считаются различные убеждения в 
действенности чисто внешних действий, будь они рационализированными или нет. 
Быть может, для большинства читателей упоминание об этом излишне и подобно 
попыткам хлестать околевшую лошадь. Однако за двадцать лет, проведенных в Индии,
 я видел много проявлений простонародного индуизма, и мне кажется, и в других 
странах здесь есть еще что покритиковать; быть может, лошадь еще не околела. И 
по сей день множество правоверных индуистов истово верят, что воды Ганга 
производят очистительное воздействие. Стоит вам, дескать, только поглубже 
окунуться, как все грехи будут смыты. Достаточно образованные и умные индуисты, 
часть из которых получили образование на Западе, возьмутся со всей серьезностью 
и важностью отстаивать это верование.
   Это напомнило мне одну историю, связанную с именем Рамакришны, великого 
индуистского мистика конца прошлого века. Однажды его спросили: «Правда ли, 
если войти поглубже в Ганг, все грехи будут смыты?» Рамакришна не хотел обижать 
ортодоксальные верования, но не хотел и подтверждать их. Поэтому он ответил: 
«Да, это совершенно верно, если погрузиться в воды священного Ганга, все грехи 
окажутся смыты. Но, когда ты заходишь в воду, твои грехи принимают форму ворон 
и усаживаются на ближайшем дереве, и, когда ты выходишь из воды, они 
возвращаются опять». Так Рамакришна ответил на трудный вопрос. Это пример 
стремления людей преувеличивать значимость внешних действий.
   Можно отметить, что протестантское движение, начатое Мартином Лютером, было 
связано именно с этим вопросом: имеется ли ценность в чисто внешних обрядах и 
ритуалах. В этом смысле ставился вопрос о покупке индульгенций70 и в целом о 
церковных таинствах. Тогда существовало церковное учение — думаю, в 
Римско-католической церкви оно сохранилось до сих пор, — что греховность 
пастыря не мешает действенности таинств. Священник может быть сколь угодно 
грешен, но при совершении таинства, поскольку он повторяет определенные слова в 
определенной последовательности, действенность не нарушается. Лютер выступил 
именно против подобного внешнего воззрения на религию.
   Однако приверженность в религии к чисто внешнему по-прежнему достаточно 
сильна в определенных кругах. Недавно я читал несколько отчетов о трудах двух 
последних Ватиканских соборов71, и стало ясно, что в работе соборов участвовали 
две различные группировки святых отцов. Одна группа, по численности меньшая, 
отстаивала старый механистический, чисто внешний способ отправления религиозных 
обрядов и ритуалов. Другая группа священников, настроенных более прогрессивно, 
стремилась упразднить их или хотя бы видоизменить. Таким образом, кажется, что 
это для религиозного характера элемент постоянный: пытаться обращаться с вещами 
внешним образом (действиями, ритуалами, обрядами и таинствами), полагая, будто 
такой способ обладает самоценностью и самостоятельной действенностью, в