которых костенеют наши умы; если мы лишаемся мягкости, поэзия покидает нас; в 
песчаной пустыне не может быть пышной растительности. Во времена Басе жизнь не 
была столь прозаична и стремительна. Одной бамбуковой хижины, одной 
тростниковой 
трости и одного хлопчатобумажного мешка было, вероятно, достаточно для 
бродячего 
поэта, который останавливался на некоторое время в какой-нибудь поразившей его 
воображение деревушке, наслаждаясь всеми благами, которые в основном состояли 
из 
трудностей примитивного передвижения. Когда путешествие становится слишком 
легким и удобным, его духовное значение теряется. Это можно назвать 
сентиментальностью, но некое чувство одиночества, рождающееся в путешествии, 
приводит человека к размышлению о жизни, так как жизнь, в конце концов, - это 
путешествие от одного неизвестного к другому неизвестному. За период 
шестидесяти, семидесяти или восьмидесяти лет, который нам отпущен, мы должны, 
если можем, открыть тайну. Слишком гладкий путь на протяжении этого периода, 
каким бы коротким он не был, лишает нас этого чувства вечного одиночества. 
Предшественником Басе был Сайге, живший во времена Камакуры (1186-1334 гг.). Он 

также был бродячим монахом. После того как он оставил официальную должность 
придворного воина, он посвятил свою жизнь путешествиям и поэзии. Он был 
буддийским монахом. Путешествуя по Японии, вы, вероятно, видели где-нибудь 
картину, на которой изображен монах в дорожном одеянии, в одиночестве взирающий 

на гору Фудзи. Я не помню имени художника, но картина говорит о многом, 
особенно 
о таинственном одиночестве человеческой жизни, которое, однако, не есть чувство 

покинутости или угнетающее чувство одиночества, а своего рода постижение тайны 
Абсолюта. Стихотворение, сочиненное Сайге по этому случаю, гласит:

		Уносимый ветром,
		Дым горы Фудзи,
		Исчезающий в далях небес.
		Кому известна судьба
		Мысли моей, устремляющейся за ним?

Басе был буддийским монахом, но был приверженцем дзэна. В начале осени, когда 
временами начинает идти дождь, природа становится воплощением вечного 
одиночества. Деревья оголяются, горы принимают суровый вид, потоки становятся 
прозрачнее, и по вечерам, когда птицы, утомленные работой дня, направляются к 
дому, одинокий странник начинает размышлять о судьбе жизни человеческой. Басе 
поет:

		Странник -
		Пусть зовут меня так -
		Этот осенний ливень.

Мы далеко не все аскеты, но я убежден, что в каждом из нас живет вечная тоска 
по 
миру, лежащему за пределами этой эмпирической относительности, где душа может 
размышлять о судьбе своей.

Когда Басе изучал дзэн под руководством Бутте, последний пришел к нему и 
спросил: "Как ты поживаешь все эти дни?"

Басе: "После недавнего дождя вырос мох, как никогда зеленый".

Бутте: "Какой буддизм существует до зелености мха?"

Басе: "Лягушка прыгает в воду, слушай".

Говорят, это было началом новой эпохи в истории хайку. Хайку до Басе было 
простой игрой слов, а контакт с жизнью был потерян. Когда учитель спросил Басе 
о 
высшей истине вещей, существовавших даже до того, как возник этот мир 
конкретного, Басе увидел, как лягушка прыгает в старый пруд, и звук, 
произведенный ею, нарушил тишину всей обстановки. Постигнута суть жизни, и 
художник, сидя здесь, наблюдает за каждым настроением своего разума, который 
приходит в контакт с миром постоянного становления, а результат - множество 
оставленных нам в наследство семнадцатислоговых стихотворений. Басе был поэтом 
вечного одиночества. Вот еще одно хайку:

		Ветка без листьев,
		Ворон уселся на ней -
		Это осени канун.

Простота формы не всегда означает тривиальность содержания. В одиноком вороне, 
усевшемся на мертвой ветке дерева, чувствуется великое Потустороннее. Все вещи 
появляются из неизвестной пропасти таинственного, и через каждую из них мы