Вишни цветут каждый год в горах Есино,
		Но расщепи дерево и скажи мне, где цветы?

Или

		Ожидая ее прихода,
		Как часто я блуждал по берегу.
		Где нет ни звука,
		Только ветерок шевелит иголками сосны.

Отсутствие разума или безмыслие - это довольно неуклюжие термины, но других 
слов, которые могли бы адекватно выразить то, что понимается под буддийским 
"мусина" (буквально "отсутствие разума") или "мунэн" (буквально безмыслие), не 
существует. Эта идея призвана выразить бессознательную работу разума, но эта 
"бессознательность" должна интерпретироваться не психологически, а на духовной 
плоскости, где все "следы" логически последовательного или аналитического 
понимания исчезают. Здесь наша сила логического рассуждения достигает своих 
пределов: это происходит в другой сфере сознания в самом широком смысле, 
включая 
как сознательную, так и бессознательную сферы. Когда "отсутствие разума" 
определено таким образом, мы видим, что настоящие буддисты не идут по тому же 
самому пути, по которому обычно идем мы, люди дуалистического склада ума. Таким 

образом, "праджня" - это "ачинтья", "вне мышления", или "безмыслие". Всякое 
мышление включает в себя различение на "это" и "то", так как мыслить - значит 
делить и анализировать. "Ачинтья", безмыслие, означает не делить, то есть идти 
за пределы всякого логического рассуждения - и все буддийское учение вращается 
вокруг этой центральной идеи безмыслия, отсутствия мышления, отсутствия разума 
или "ачинтья-праджня", показывая, что никакая духовная истина не может быть 
постигнута посредством логического рассуждения. Повторяю, духовный мир 
неразличения и неразграничения не существует сам по себе, отдельно от мира 
логического рассуждения, ибо если бы он был отделен от последнего, он не был бы 

миром неразличения и не имел бы никакой жизненно важной связи с нашей 
повседневной жизнью. В своей философии буддисты упорно настаивают на соединении 

воедино двух противоречащих друг другу терминов: различение и неразличение, 
мышление и безмыслие, рациональность и иррациональность, и т.д. Кроме того, они 

требуют, чтобы мы не мешали логическим мышлением слиянию противоположностей, 
так 
как по законам формальной логики такое слияние есть верх абсурда. Вместо этого 
они предлагают нам испытать само слияние, где "безмыслие" фактически 
оказывается 
перемешанным со всеми формами мысли, то есть, в действительности постичь тот 
факт, что само сознание не может существовать, если его отделить от его 
основания абсолютной бессознательности. Но испытать это нужно не психологически,
 
а духовно. Испытать эту истину духовного слияния означает понять иррациональную 

рациональность неразграничения, постичь, что два противоречащих друг другу 
термина идентичны, то есть А есть не А и не А есть А; это значит стать самой 
праджней, где нет различения между субъектом и объектом, однако это различие 
ясно воспринимается - это есть различение без различения и разграничение без 
разграничения. Само собой разумеется, что это лишено всякого смысла на 
плоскости 
рационального мышления, однако совершенно необходимо достичь глубокого 
проникновения в суть этой основной истины абсолютного тождества 
противоположностей. Это прозрение, реализация, постижение или интуиция, как бы 
мы его ни называли, означает пробуждение праджни, достижение бодхи, или 
просветления, достижение совершенства Будды и погружение в Нирвану, рождение на 

Чистой Земле, рай в понимании Запада; в индийской философии это называется 
"вторым рождением"; в Новом Завете - это "отказ от жизни во имя обретения ее".

Подходя к вопросу практически, можно сказать, что религия требует, чтобы мы 
оставили все, что по той или иной причине взвалили на себя и что в 
действительности нам не принадлежит. Мы надеваем на себя так много одежды под 
предлогом защиты от простуды, но на деле для того, чтобы выглядеть 
величественнее, чем мы есть. Мы строим дома в гораздо больших масштабах, чем 
нам 
действительно требуется, потому что мы желаем продемонстрировать свое богатство,
 
общественное положение или политическую власть. Но эти вещи являются придатками,
 
которые ни на йоту не увеличивают наш действительный рост. Если мы глубоко 
исследуем наше собственное существо, мы поймем, что эти придатки, в конце 
концов, не имеют с ним ничего общего. Когда мы сталкиваемся лицом к лицу со 
смертью, нам некогда о них думать. Даже то, что мы считаем своим телом, 
ощущается нами как нечто постороннее, не принадлежащее нам. "Духовный человек"