|
не настаивает на необходимости активизации духа вопрошения, что было обычным
явлением в его время. В одном из своих писем он говорит, что несмотря на то,
что
его учитель Удон советует, практикуя нэмбуцу, ставить вопрос "кто?", эта форма
вопрошения здесь не является абсолютно необходимой, так как вполне достаточно
просто практиковать это упражнение в обычном умственном настроении".)
Все эти учителя жили во времена поздней Юань и ранней Мин, когда система коан
стала прочно утвердившимся методом изучения дзэна, и они единодушно настаивают
на необходимости поддержания активного духа вопрошения относительно значения
коана или самого духа, который таким образом вопрошает. Коан не просто следует
держать в уме, как нечто, собирающее вокруг него, подобно магниту, все
умственные энергии человека; все это должно поддерживаться и питаться сильным
подспудным потоком духовной энергии, без участия которой весь процесс
становится
механическим и дзэн теряет свою творческую жизненность. Мы можем спросить:
"Почему этот механический метод также не может находиться в полном согласии с
духом дзэна? Почему нужно совершенствовать этот метод вопрошения? Почему
необходимо в течение всего упражнения коан поддерживать дух вопрошения? Имеет
ли
он какую-либо связь с самим сатори, к которому должно привести это упражнение?
Причина, по которой все учителя подчеркивали важность вопрошающего духа, по-
моему, заключается в том, что упражнение коан впервые появилось с целью
воспроизведения дзэн-сознания, естественно созревавшего в умах первых
последователей дзэна. До того как эти первые последователи дзэна начали изучать
дзэн, они, несомненно, успели великолепно ознакомиться с буддийской философией:
они фактически так хорошо ее изучили, что, в конце концов, даже разочаровались
в
ней, так как поняли, что в ее учении содержится нечто более глубокое, чем то,
что дает простой анализ и рассудочное понимание. У них появилось желание
увидеть
то, что было скрыто от их взора. Что такое разум, природа Будды и неосознанное,
постоянно скрывающееся за множественностью вещей и чувствующееся в нас? Они
хотели постичь это непосредственно интуитивно, как это делали Будды в прошлом.
Побуждаемые этим желанием знать, которое есть дух вопрошения, они размышляли в
себе так интенсивно, так упорно, что дверь в конце концов распахнулась перед
ними и они познали истину. То, что они таким образом постоянно стучались в
дверь, было необходимым условием, обеспечивающим успех: условие это, видимо,
соблюдалось всегда, и это приводило к созреванию их дзэн-сознания. Цель
упражнения - вызвать это напряженное состояние в некотором смысле искусственно,
так как учителя не могли ждать, пока в среде их менее духовно разумных братьев
самопроизвольно и неожиданно появится гений. (По словам Куоку Кэйре, "в
древности, вероятно, встречались некоторые люди, достигшие сатори без
применения
упражнения коан, но в наше время никто не может достичь сатори без упорной
практики этого упражнения".)
Если бы аристократическая природа дзэна не была несколько изменена с той целью,
чтобы даже обычных способностей люди смогли жить жизнью учителей дзэна, сам
дзэн
мог бы быстро исчезнуть на земле, где Бодхидхарма и его последователи приложили
столько усилий для того, чтобы он смог глубоко пустить корни. Дзэн должен
подвергнуться демократизации, то есть систематизации. Хонэй Нинью (ученик Еги
Хоэ) прежде чем он стал последователем дзэна, глубоко изучил философию тэндай.
Когда он пришел к Сэте, который был крупной фигурой в Уммонской школе дзэна,
учитель сразу признал в нем будущего учителя дзэна. Желая подзадорить его, Сэте
обратился к нему с иронией: "О великий профессор колледжа". Это очень уязвило
Хонэя, и он решил превзойти в дзэне даже этого великого учителя. Когда он,
наконец, стал учителем, он появился на кафедре и сказал: "Смотрите, я нахожусь
сейчас в аду, где вытаскивают язык". Сказав это, он, как это всем показалось,
стал вытаскивать рукой язык и воскликнул: "Ох, ох! Этот ад предназначен для
лжецов".
В другой раз, увидев, что его слуга сжигает курение перед статуей Будды, что
делается перед регулярными беседами, проводимыми с учениками, он сказал:
"Монахи, мой слуга уже прочел вам проповедь", - и не сказав больше ни слова, он
сошел с кафедры. Он говорит в одной из своих проповедей: "С мешком за плечами и
чашкой в руках я более двадцати лет бродяжничал по всей стране и посетил более
двадцати учителей дзэна. Но в настоящее время я не достиг ничего такого, что я
мог бы назвать своим. Если хотите, я вам скажу, что я ничем не лучше куска
|
|