этот "некий истинный человек без титула" в монахе. Говорить - не значит 
шевелить 
губами, а действовать всем своим существом, всей своей личностью двигаться 
вперед, активизируясь внутренне и внешне. Когда Ринзай схватил монаха, весь 
"внутренний и внешний человек" Ринзая решительно утверждал себя, и того же 
самого он хотел от монаха. К несчастью, последнему это не удалось, потому что 
его разум ограничивался плоскостью относительного дуалистического сознания, и 
он, естественно, не знал, как ответить на призыв учителя. Увидев это, Ринзай 
сделал окончательное заключение: "какой чурбан". "Некий истинный человек" 
оказался мертвым в монахе. Ринзай и монах, несомненно, могли бы сделать какое-
нибудь умозрительное утверждение относительно внутреннего человека, 
проявляющегося в органах чувств. Но все понятия страдают опосредованностью, 
являясь продуктом дуализма в мышлении, а дзэн отклоняет все формы 
посредничества. Проявление внутреннего человека сравнивается со вспышкой 
молнии: 
он исчезает, как только вы его увидите - нельзя отвлекаться; никакого 
промедления, никаких отговорок - он движется так быстро, что кажется, что он 
вовсе не появляется. То же самое говорит Уммон: "У каждого есть Свет внутри, но 

как только вы увидите его, наступает абсолютная темнота". Испытать это 
внутреннее переживание - единственная цель практики дзэна. Поэтому никакие 
словесные дискуссии, никакая проницательная логика, никакая утонченность ума не 

откроют сокровенных тайн дзэна. Утверждение Ринзая о наличии "некоего истинного 

человека" в каждом из нас может показаться с первого взгляда - а также с 
обычной 
точки зрения - утверждением на относительном плане сознания, но то, что это не 
так, безошибочно доказывается поведением Ринзая, последовавшим за вопросом 
монаха. Всякое движение в дзэне нужно понимать не так, как это угодно нашему 
здравому смыслу или разуму, а, так сказать, совсем с другой стороны: сначала мы 

должны углубиться в само переживание, чтобы слиться с ним и стать самим 
действующим лицом, или творцом, в гуще событий, а не быть их пассивным 
наблюдателем. Непосредственность Ринзая или, если можно так сказать, его личная 

грубость - то, что он схватил вопрошающего, настоятельно требуя "говорить" и, 
наконец, оскорбительное замечание - это фактически самый обходительный и 
наиболее эффективный метод обучения, каким только может воспользоваться учитель 

дзэна по отношению к своим ученикам.




VII


Если этот прямой персональный метод не приводит к внутреннему пониманию, другой 

метод, словесный, также остается совершенно бесполезным. Это было уже хорошо 
показано, хотя и в другом ракурсе, в начале этой статьи. То, что словесный 
метод 
так же носит странную форму, как и "действенный", вполне соответствует 
характеру 
практики дзэна. Как уже неоднократно говорилось, дзэн не имеет специального 
намерения отделять себя от умственной деятельности или здравого мышления, но 
благодаря своему опыту он создал свои собственные уникальные методы 
самовыражения и обучения. Дзэн не удовлетворяется философской методологией, 
кроме того, не каждый из нас может быть философом, в то время как учеником 
дзэна 
может быть каждый, если он только будет работать усердно, руководствуясь своим 
внутренним стремлением найти истину. Следующее мондо, также взятое из Хэкиган-
сю, дает нам некоторое представление о своего рода "теологии" дзэна. Можно 
сказать, что здесь обсуждается отношение Бога к миру.

Энкан Сайан, один из учеников Басе, живший во времена династии Тан, попросил 
однажды своего слугу принести ему носороговый веер. Но слуга доложил, что веер 
разорван на куски. Тогда учитель потребовал: "Приведи того самого носорога, 
если 
веер сломан на куски". Слуга ничего не ответил. Эно, комментатор Хэкиган-сю, 
замечает по этому поводу следующее: "Энкан старый, учитель, знал истину еще до 
того, как спросил, что веер был сломан и практически не годен. Спрашивая, он 
имел скрытую цель, он хотел, чтобы его слуга понял истину опыта дзэна. Слуга не 

понял смысла и ответил: "Веер порван на куски". Учитель, будучи крайне 
доброжелательным и пользуясь любой предоставленной ему возможностью, стал 
преследовать его, потребовав самого носорога. Что бы он на самом деле стал с 
ним 
делать? Он просто хотел выяснить, имел ли монах малейшее представление об