которые и назначали жрецов, в то время как 
старые огни пантхов Санджана и Бхагариа оставались в распоряжении самих жрецов. 
Ответственность жрецов, а следовательно, и их власть ослабевала в Бомбее более, 
чем где бы то ни было.

В основном обязанности бомбейского панчаята парсов были теми же, что и у совета 
старейшин прежних времен, но задача теперь осложнилась. Необходимо было 
попытаться сохранить строгую нравственность в перенаселенном, растущем, 
многонациональном городе, где парсы не жили больше отдельными кварталами, как в 
Сурате, и где все увеличивавшееся разнообразие их занятий и различные интересы 
постепенно подрывали общинное единство. Это единство и общность служили опорой 
для панчаята, который в качестве крайней меры наказания объявлял 
правонарушителя отверженным, «вне касты». Кроме того, панчаят мог лишь 
увещевать и налагать штрафы, надеясь, что они будут уплачиваться, так как 
телесные наказания были запрещены англичанами. В этих условиях необходимо 
отдать должное личным качествам членов парсийского панчаята, поскольку они 
сумели приобрести значительный авторитет не только в XVIII в., пользовались 
большим влиянием на протяжении всего XIX в., да и сейчас еще для любого 
крупного предприятия парсов необходимо добиваться одобрения панчаята.

В области общественных отношений в XVIII в. панчаят стремился поддерживать 
стабильность брака и упорядочить разводы, которые допускались, хотя и неохотно, 
по довольно разнообразным обстоятельствам. Двоеженство разрешалось лишь в том 
случае, если первый брак был бездетным. Панчаят старался препятствовать любым 
посещениям индуистских святынь и поддерживал все установления зороастрийской 
веры, в частности, празднования гахамбаров. Вместе с тем панчаят пытался не 
допускать и чрезмерных излишеств во время празднеств, а также при соблюдении 
похоронных церемоний, для того чтобы вновь приобретенные богатства не приводили 
к соперничеству в расточительности. (Попытки эти были по большей части тщетными.
)
Панчаят настаивал на соблюдении законов чистоты; так, еще в 1857 г. одному 
парсу вместе с его дочерью запретили входить во все места богослужений до тех 
пор, пока они не подвергнутся очищению-барашном за то, что съели пищу, 
приготовленную мусульманином. В целях сохранения общины в обособленности и 
чистоте Панчаят решительно противился обращению в зороастризм и приобщению к 
вере джуддинов (людей других религий), опираясь при этом на утверждение, 
приписываемое первым поселенцам из Санджана, что парсы относятся к тем, «в чью 
касту никогда не принимаются приверженцы другой религии». Панчаят был также 
против опоясывания священным кусти детей парсов, родившихся от индийских 
матерей.

Еще одна сфера деятельности панчаята заключалась в управлении фондами и в 
благотворительности, что также было в традициях прежних старшин-акабиров. 
Панчаят имел в своем распоряжении значительные фонды, накапливавшиеся от сборов 
за совершение обрядов бракосочетания и похорон, штрафов и пожертвований по 
завещаниям. В 1823 г. четыре члена панчаята были назначены попечителями для 
управления фондами. С помощью этих средств панчаят содержал дахмы, устраивал 
угощения на празднествах-гахамбарах, посещавшихся и бедными, и богатыми 
совместно. Из этих же фондов обеспечивались больные, неимущие, вдовые и 
осиротелые. Был учрежден также специальный фонд для оплаты похорон и 
заупокойных служб для нуждающихся.

Почти сорок лет в Бомбее горел только один священный огонь – Аташ-Бахрам, 
учрежденный партией Кадми, но вскоре после того, как два огня Аташ-Бахрам были 
установлены в Сурате, три брата из семейства Вадиа зажгли в Бомбее огонь для 
Шеншаи. Освящение его осуществили в 1830 г. жрецы Бхагариа, и первым верховным 
жрецом его стал Дастур Эдалджи Санджана (принадлежавший, несмотря на имя, к 
пантху жрецов Бхагариа). Главным жрецом кадмийского Аташ-Бахрама был тогда 
Мулла Фирозэ, сын Муллы Кауса. Оба эти жреца сыграли активную роль в дискуссиях,
 разразившихся в годы британского правления.




Изучение европейцами в XVIII в. зороастрийских 
верований

Внешним фактором, усугубившим разногласия среди парсов, послужили европейские 
исследования зороастрийского вероучения. Сообщения путешественников пробудили в 
Европе научный интерес к религии Зороастра, и первые плоды его появились в 1700 
г. в виде сочинения на латинском языке «Истории религии древних персов, парфян 
и мидян» Томаса Хайда, ориенталиста из Оксфорда. Он не только изучил греческих 
и латинских авторов в поисках сведений об иранской религии, но и использовал 
арабские сочинения и те персидские зороастрийские тексты, которые сумел достать.

Великое уважение к зороастризму привело его, богослова XVIII в., к поискам 
сходства между этой религией и христианством. Более того, он был введен в 
заблуждение тем неправомерно большим значением, которое придавалось в 
источниках Зурвану, а также ошибкой Ж. Шардэна (чьи сообщения из Исфахана читал 
Т. Хайд), что бог, почитаемый гаурами, отличен от Ормуса, первоисточника света. 
Таким образом, Хайд пришел к заключению, что Зороастр – последовательный 
монотеист, посланный богом донести до др