или Артахшатра значит букв. «Владеющий царством истины», и в 
сасанидское время Аршакиды назывались парафразом этого имени как те, «кто 
известны истинностью власти» (Большой Бундахишн XXXVI, 9). Парфянские жрецы 
переработали историю прихода Аршака к власти так, чтобы у него, подобно Дарию 
Великому, было шесть знатных помощников. Аршакиды, так же как и Ахемениды, 
признавали в своем царстве шесть великих семей. Таким образом, иранский царь 
снова имел на земле шесть помощников, подобно тому, как Ахурамазда – шесть 
Амэша-Спэнта на небе. Аршакиды стали снова использовать ахеменидский титул 
«Царь царей», не употреблявшийся Селевкидами. Эти притязания, а также их 
претензии на происхождение из рода Ахеменидов, по-видимому, вызывали глубокое 
возмущение в Парсе, где продолжались ахеменидские традиции, как свидетельствуют 
об этом некоторые имена местных правителей (Дарий и Артаксеркс). Сами же 
Аршакиды настолько не стремились к самодержавной, единоличной власти, что 
разрешали этим вассальным правителям устраивать собственные династийные огни, 
так что количество священных огней в их владениях значительно увеличилось.

Три величайших священных огня зороастризма, а именно Адур-Бурзэн-Михр, 
Адур-Фарнбаг и Адур-Гушнасп, если они не были «возведены на престол» еще при 
Ахеменидах, видимо, установлены в раннепарфянский период, потому что при 
Сасанидах их происхождение уже окутано тайной и стало легендарным. Считалось, 
что все три эти огня созданы самим Ахурамаздой «для защиты мира» (Большой 
Бундахишн XVIII, 8), и первоначально они свободно перемещались, оказывая помощь 
там, где это было необходимо. Так, рассказывается, что в царствование 
легендарного царя Тахморупа однажды в бурную ночь люди переправлялись из одного 
края в другой, влекомые мифическим быком Срисоком, когда жаровня, в которой они 
держали огонь, была вдруг унесена в море. Тогда вспыхнули три больших огня на 
спине быка и загорелись так ярко, что осветили переправу. Они помогли также 
Джамшиду (авестийскому Йима-Хшаэта) совершить многие его героические подвиги.

При парфянском владычестве огонь Адур-Бурзэн-Михр занимал, очевидно, особое 
положение, потому что это был их собственный огонь, устроенный на горе Реванд 
(по-видимому, на одном из отрогов Нишапурских гор в Хорасане, то есть в самой 
Парфии). Огонь был помещен в храм, как гласит легенда, самим Виштаспой, после 
чего «он показал много явных чудес для распространения веры и установления 
истины, для того, чтобы привести Виштаспу и его потомков к вере в бога» 
(Большой Бундахишн XVIII, 14). Парфяне заявляли, что их любимый огонь сыграл в 
истории обращения царя Виштаспы в веру роль, ранее отводившуюся божеству огня – 
Атар (Динкард VII, 4, 75–8).

Благочестивая легенда, несомненно, поощрявшаяся жрецами этого огня, приводила к 
Адур-Бурзэн-Михру на протяжении всей аршакидской эры бесчисленных паломников. 
Преданность самих Аршакидов священному огню отмечена и в поэме «Вис и Рамин», 
где говорится о том, что один из парфянских царей отрекся от престола и провел 
свои последние дни в уединении в храме Адур-Бурзэн-Михр. О двух других огнях 
больше известно по эпохе Сасанидов, когда настала их очередь пользоваться 
царской благосклонностью. Еще один почитаемый огонь, известный в более позднее 
время, огонь Каркой в Систане, возможно, тоже учрежден в эпоху Аршакидов.

Этот район Юго-восточного Ирана, когда-то называвшийся Дрангианой, в парфянское 
время получил имя Сакастан (позднее Сагастан, Сейстан), потому что в конце II в.
 до н.э. кочевники-иранцы саки[40 - Сакастан – букв. «Страна саков».], 
оказывавшие, по-видимому, большую помощь Митридату I в его военных походах, 
получили разрешение или же сами поселились в этой области. Очевидно, в свою 
очередь они приняли местную культуру и религию и почитали священные огни. Со 
временем их легенды о великом воителе и герое Рустаме смешались со сказаниями о 
Кеянидах, предках Виштаспы, и, таким образом вошли в зороастрийские предания.

Так же, как и руины храмов огня, развалины багин,то есть святилищ со статуями 
богов, известны начиная с парфянского времени. Храм Фратадара в Персеполе, 
по-видимому, был восстановлен и использовался как место для богослужений при 
Селевкидах, так как в нем найдена вотивная табличка, надписанная по-гречески с 
посвящением Зевсу, Аполлону и Гелиосу, Артемиде и Афине. Поклонение этим 
чужеземным богам, возможно, соединилось с зороастрийским культом, но затем, под 
властью парфян, снова уступило место правоверному почитанию божеств-язата. В 
оконном проеме одного из близлежащих зданий есть рельефное изображение 
молящегося человека: обе руки подняты, в одной он держит пучок прутьев – барсом.
 Предполагают, что этот храм стал местом богослужений для Фратарака, династии 
вассальных правителей этой части Персии (Парса) при Аршакидах; из-за ошибки в 
чтении имени династии он и стал известен как храм «Фратадара».

Более скромным свидетельством слияния эллинистических и зороастрийских культов 
служит небольшое придорожное святилище Геракла Каллиника, высеченное в скале 
горы Бехистун, рядом с большой надписью Дария. В этом святилище есть надпись на 
греческом языке, указывающая, что оно устроено около 147 г. до н.э., но там же 
имеется и неоконченная арамейская надпись. Местоположение этого святилища тоже 
позволяет полагать, что им пользовались и греческие, и иранские богомольцы, а 
Геракл Победоносный, изображенный полулежащим с чашей в руке, отождествлялся с 
Вэрэтрагной, божеством Победы, которое у зороастрийцев покровительствует 
путешественникам. Иранцы, проходившие мимо по этому великому торговому пути под 
Бехистунской скалой, могли совершать приношения и молитьс