овать три календаря, то есть два те же, что 
и в Иране, и собственное летосчисление партии Шеншаи (с Ноурузом в августе).

Тегеранские реформисты под нажимом шаха выразили готовность отменить древний 
обычай выставления трупов, как не соответствующий современному образу жизни. В 
1937 г. они основали арамгах, или кладбище (букв. «место упокоения»), и 
забросили дахму на склоне горы, построенную Манекджи. Вопреки заповедям 
священных писаний (заключавшихся в том, что мертвых нужно оставлять в пустынных 
местах), арамгах имел проточную воду, деревья и зелень. Однако были приняты 
меры для того, чтобы изолировать трупы от благой земли посредством гробов, 
помещаемых в могилы, изнутри выложенные цементом (что было, разумеется, гораздо 
дороже трупоположений на общинной башне). Спустя два года Соруш Сорушиан 
организовал арамгах также и в Кермане, но дахму там продолжали употреблять по 
желанию вплоть до 60-х годов, а в Йезде кладбище начали использовать лишь в 
1965 г. Через десять лет дахма продолжала поддерживаться и использоваться 
только в Шарифабаде, сохранившем давние жреческие традиции правоверия. С начала 
века парсы тоже стали предпочитать погребение выставлению трупов, а в 
перенаселенном Бомбее возникло движение за использование крематория. Это 
огорчало традиционалистов, и большинство жрецов отказывались в таких случаях 
совершать похоронные обряды. «Башни молчания» продолжают использоваться в 
прекрасных садах на Малабарском холме, но это некогда пустынное место окружено 
теперь высокими жилыми домами, и масса протестов раздается против древнего 
обычая и в самой общине, и за ее пределами.

На юге Персии в правление Реза-Шаха происходило относительно меньше перемен, но 
с упрочением безопасности численность зороастрийцев в Йезде увеличилась до 12 
тысяч человек. В 40-е годы в Иран вошли британские и русские войска[80 - Здесь 
автор имеет в виду ввод в Иран союзных войск в августе 1941 г.]. Началось 
интенсивное строительство дорог и большое автомобильное движение. Когда 
иностранные войска покинули страну, часть автомашин продали на местах, и вскоре 
автобусы и машины уже колесили между провинциями и Тегераном, так как столица 
стала усиленно развиваться. Здесь находился единственный в стране университет, 
промышленность процветала, а быстрая модернизация делала жизнь в столице более 
разнообразной и привлекательной. Для зороастрийцев жизнь в столице обладала еще 
и тем преимуществом, что здесь они фактически не подвергались дискриминации. 
Кроме того, упадок торговли с независимой Индией и многолетняя засуха сократили 
доходность крестьянских хозяйств. Поэтому происходило постоянное переселение на 
север страны, и между 1945 и 1965 гг. численность зороастрийцев в Йезде 
уменьшилась примерно наполовину, а в Тегеране соответственно на столько же 
увеличилась. Число служащих жрецов упало еще более резко, так что с двух сотен 
в 30-е годы оно сократилось до десяти. Среди них не было больше признанного 
верховного жреца, Дастуран дастура. Они утратили свою былую власть в Йезде и не 
приобрели взамен никаких новых прав в Тегеране, потому что большая часть жрецов 
иих сыновей, уехавших в столицу, занялась светскими профессиями. Керман тоже 
уступил большое число своего зороастрийского населения северной столице. 
Последняя крестьянская семья зороастрийцев покинула округу в 1962 г., а в самом 
Кермане в то время оставалось лишь три или четыре служащих жреца.

Таким образом, миряне в иранской общине приобретали власть даже быстрее и 
полнее, чем в общине парсов, и в Тегеране по мере концентрации средств и 
предприятий зороастрийский анджоман стал играть такую же руководящую роль, как 
и панчаят в Бомбее. Тегеранский анджоман тоже был светским органом, 
занимавшимся в основном поощрением общественных и благотворительных мероприятий,
 и среди избиравшихся в него членов были как традиционалисты, так и реформисты, 
так как во время переселения с юга в столицу попало значительное число 
традиционно правоверных зороастрийцев, многие из которых изо всех сил старались 
сохранить старые обычаи в условиях новой городской жизни. Реформисты, наоборот, 
стремились к тому, чтобы убедить общину достичь «разумной религиозности» и 
отменить многие обряды и обычаи. Они организовывали общества для дискуссий и 
исследований, публиковали книги и периодику, посылали лекторов в Йезд и Керман, 
чтобы убедить единоверцев в необходимости прогресса, а с 70-х годов стали 
привозить оттуда детей в летние лагеря, чтобы поближе познакомить их с 
современной жизнью.




Парсы в независимой Индии и 
Пакистане

Конец британского владычества в Индии в 1947 г. сулил парсам большие перемены, 
угрожая тем связям, которые соединяли вместе всю общину. Пять тысяч парсов 
Карачи, Лахора и Кветты оказались в мусульманском государстве Пакистан и 
обязаны были вместо гуд-жарати учить урду. Часть парсов эмигрировала оттуда и 
из Индии по большей части в Англию, Канаду и США, но большинство остались, став 
либо индийцами, либо пакистанцами. Они играли важную роль в жизни двух 
государств, так как из их числа вышло поразительное (соразмерно величине 
общины) число общественных деятелей, военных, летчиков, ученых, промышленников, 
издателей газет. Общественная деятельность и государственная служба давно уже 
считались парсами религиозным долгом, частью обязанностей каждого человека, в 
соответствии с его возможностями, заботиться о своих ближних.

Поскольку Индия – светское государство, то никакой речи не могло быть об 
умышленной дискриминации