овек, также с деревянными дубинами в руках толпятся против них. Накануне они 
вывзят изображение в маленьком позолоченном храме и перевозят его в другое 
святилище. И те немногие, что остаются возле изображения, везут четырехколесную 
колесницу, на которой стоит храм со скрытым в нем изображением божества. Другие 
же. что стоят в притворе, не впускают их; однако те, которым предстоит дать 
обет, защитники бога, наступают на них и побоями их отгоняют. Тогда начинается 
жаркая драка, во время которой они разбивают друг другу головы и многие, 
думается мне, умирают от ран — хотя сами египтяне утверждают, что ни один не 
умирает.
Туземцы утверждают, что ввели эти праздничные скопища затем, что в этом 
святилище обитает мать Арея 104, Арея же 105 воспитывали вне родных пределов; 
когда он возмужал, то возвратился, чтобы войти в сношение со своей матерью; но 
слуги его матери, еще никогда не видавшие его в лицо, не хотели впустить его к 
ней, а удерживали его, тогда он призвал из другого города людей, жестоко 
расправился со слугами и вошел к своей матери- Поэтому они утверждают, что эту 
драку ввели в память Арея, в дни празднества во имя его”.
Ясно, что благочестивый народ дерется и убивает за свое соучастие в мистерии 
изнасилования матери; это их удел 106, тогда как геройское деяние принадлежит 
богу 107. Веские причины говорят за то, что под этим Ареем разумеется 
египетский Тифон. Тифон олицетворяет недоброе, грешное томление по матери, в 
котором однако другие мифы упрекают мать, и это по известному нам образцу. 
Смерть Бальдера, последовавшая от ранения веткой омелы, представляет собой 
полную аналогию со смертью Озириса (болезиь Ра) и очевидно требует аналогичного 
объяснения. В мифе рассказывается, что всей твари запретили трогать Бальдера — 
забыли только о ветке омелы, потому что она была “еще слишком молода-”. А 
она-то и сразила Бальдера. Омела — паразит. Из паразитирующих вьющихся растений 
выделывали “женскую” деревяшку для ритуального огнесверления; это и есть 
огне-матерь 108. На “marentakken”, под которым Гримм разумеет омелу, отдыхает 
Мара 109. Омела была целительным средством против бесплодия. В Галлии друиды 
имели право взбираться на священный дуб для срезывания ритуальной омелы лишь с 
торжественными церемониями и после жертвоприношения. Это ничто иное как 
ритуально ограниченный и организованный инцест. То, что растет на дереве, есть 
дитя 110, которое человеку хотелось бы иметь от своей матери, ибо это дитя — он 
сам, обновленный, снова юный; но именно этого-то и нельзя по причине 
кровосмесительного запрета. По кельтическому обычаю такое священнодействие 
дозволено только жрецу при условии соблюдения известных священных церемоний. Но 
бог-герой и искупитель мира совершает недозволенное, сверхчеловеческое и тем 
обретает бессмертие. Читатель, конечно, уже давно догадался, что дракон, 
которого с этой целью приходится победить, ничто иное как противление против 
инцеста. Дракон и змея, особенно с харктерным для них нагромождением страшных 
атрибутов, являются символическими представителями страха; страх же ничто иное 
как вытесненное кровосмесительное желание. Поэтому вполне понятно, что мы 
постоянно встречаем дерево со змееа? (в раю змея даже соблазняет на грех); змея 
или дракон имеет особенное значение как хранитель и защитник драгоценного клада.
 Что дракон 111 имеет одновременно фаллическое и женское значение, указывает на 
то, что перед нами снова символ, сексуально нейтральной или бисексуальной 
libido, а именно символ libido, находящейся в состоянии противления. Такое же 
значение имеет в древнеперсидском гимне Тиштрийи черный конь Апаоша (демон 
противления), который держит под своей властью источники небесного дождевого 
озера. Белый конь Тиштрийя дважды напрасно порывается взять его приступом; 
наконец, в третий раз, с помощью Агура-Мазды, ему удается победить Апаоша. 
После этого хляби небесные разверзаются и плодоносный дождь проливается на 
землю 112. Эта песнь, по выбору своих символов, ясно показывает нам, как одна 
libido противопоставляется другой, одно желание другому; мы видим внутреннее 
раздвоение примитивного человека, которое он переносил и на все препятствия и 
противодействия внешней природы.
Итак, символ дерева, обвитого змеею, следует между прочим толковать в смысле 
матери, защищаемой благодаря противлению против инцеста. Этот символ нередко 
встречается на памятниках Митры. В том же смысле следует понимать и утес 
обвитый змеею, ибо Митра (Мен) из утеса рожденный. Змея, угрожающая 
новорожденному (Митре, Геркулесу), объясняется легендой о Лилите и о Ламии. 
Пифон, дракон Лето и Пэна, опустошающая страну Кротопа, посланы отцом 
новорожденного; в