|
й смертельно-утомленного сына в свои объятия — картина напоминающая
Pieta Микель-Анджело. Как показывает рисунок из Христианской иконографии
Дидерона, эта мысль целиком перешла в христианство.
Так объясняется и судьба Озвриса: он скрывается в утробе матери, в ящике, в
море, в дереве, в колонне Астарты, его растерзывают на куски, воссоздают, и он
возрождается в лице своего сына Гар-ле-хреда.
Раньше чем раскрывать дальнейшие сокровенные тайны этого прекрасного мифа, мы
должны сказать еще несколько слов о символике дерева, Озирис, обвитый! ветвями,
покоился в них как бы в материнской утробе, Мотив обвинения т обрастания часто
встречается в солнечных мифах, то есть в мифах, возрождения: прекрасным
примером тому может послужить “Спящая красавица”, затем сказание о девушке 65,
скрытой под древесной корой; юноша освобождает ее своим рогом. Рог золотой в
серебряный, что указывает на солнечный луч в его фаллическом значении. (Ср. то,
что выше было сказано о роге). Экзотическое сказание повествует о солнце-герое
и о том, как его освобождали из вьющихся растений 66. Девушка видит во сне,
будто ее возлюбленный упал в воду; она пытается спасти его, но раньше должна
вытащить из воды морскую траву и водоросли; после этого ей удается выловить его.
По одному африканскому мифу героя, после его подвига, нужно еще освободить из
оцепивших его водорослей. В полинезийском мифе корабль героя попадается в
щупальца гигантского полипа. Во время ночного плавания по морю Ра, корабль его
обвивает ночная змея. Тот же мотив обвивания мы находим и в поэтической
передаче истории рождения Будды Элвина Арнольда 67.
“Царица Майя стояла в полдень, когда время ее исполнилось, в дворцовых садах,
под пальсо: величественный ствол, прямо как столб храма, увенчанный блестящими
листьями и душистыми цветами.. И зная, что время исполнилось — ибо все
существующее знало это — знающее дерево опустило свои ветви и окружило ими
величие царицы Майи. Земля же внезапно покрылась тысячью цветов, чтобы
образовать из них ложе; а ближний утес источил поток, прозрачный как хрусталь,
готовый для омовения. Так она родила ребенка 68.
Очень похожий мотив мы встречаем в предании о самосском культе Геры. Раз в год
ее изображение (якобы) исчезало из храма, вешалось где-нибудь на морском берегу
на стволе ивы и обвивалось ее ветвями. Там изображение “находили” и угощали
свадебными пирогами. Несомненно, что этот праздник прежде всего ритуальный
брачный обряд, потому что самосское предание гласило, что Зевс с Герой до брака
долгое время жили в тайной любовной связи. В Платее и Аргосе даже праздновалось
брачное шествие с подружками, свадебным угощением и так далее. Праздник бывал в
брачном месяце в начале февраля. Но и в Платее изображение богини отправляли
сначала в сокровенную лесную местность. быть может согласно преданию, о котором
рассказывает Плутарх: Зевс похитил Геру и спрятал ее в пещере Кифейрона.
Принимая во внимание все вышеизложенное, мы неизбежно приходим к тому
заключению, что тут кроется еще иное направление мысли, указывающее на обычай
весеннего волхвования (возвращения юности), слитого с гиеросгамосом.
Исчезновение и скрывание в лесу, в пещере, у берега морского, обвивание ветвями
ивы — все это указывает на умирание солнца и возрождение его. Предвесеннее
время (время браков) прекрасно подходило к этому. И в самом деле Павзаний (2.
38. 2) сообщает, что аргосская Гера, благодаря ежегодному погружению в родник
Канафос 69, каждый раз снова становилась девственницей. Значение этого
погружения в воду еще увеличивается тем, что в платейском культе Геры Телеи
появлялись, в качестве водоносиц, тритонообразные нимфы. В Илиаде (XIV, 294-296
и 346 и др.) мы находим следующее описание брачного ложа Зевса 70.
“Зевс с жаром обнял супругу. Под ними священная земля породила зеленющие травы;
лотос, росой окропленные цветы, крокос и гиацинт наливались густо и пышно и
поднимали их над землей: на этом ложе они почивали, окружив себя прекрасными,
златозарными облаками; сверкающая, душистая роса спускалась над землею; и
сладко дремал на вершинах Гаргара Отец, опьяненный сном и любовью, держа в
объятиях супругу”.
Дрекслер (Drexler. Roscher Lex. Sp. 2102, 52 и др.) видит в этом описании
несомненный намек на сад богов, находящийся как говорили, на дальне-западном
берегу океана; он предполагает, что это представление взято из догомеровского
гимна Гиеросгамос. То должно быть далекая западная сторона, куда вместе с
солнцем спешили Геракл, Гильгамеш и другие, дабы обрести бессмертие там, где
солнце сочетается браком с матерью-морем для возрождения к вечно юной жизни. На
этом основании весьма допустимо и наше предположение о сплетении Гиеросгамоса с
мифом возрождения. Павзаний (III 16, 11) упоминает о сходном мифическом
фрагменте, гласящем, что изображение Артемиды Орфии называлось также Lygodesma,
то есть “связанное ивами”, по той причине, что оно было найдено в ивовом кусте.
Это сообщение имеет явное отношение к общеэллинскому празднеству Гиеросгамоса,
сопровождавшемуся вышеописанными обычаями 71.
Очень близкое метафорическое отношение к вышеописанному имеет и мотив
“поглощения”, который, по утверждению Фробениуса, является одной из наиболее
часто встречающихся составных частей солнечных мифов. “Кит-дракон” (утроба
матери) всегда “проглатывает”, “поглощает” героя. Проглатывание, поглощение
может быть также и частичным: шестилетняя девочка, неохотно отправлявшаяся в
школу, видит во сне, будто ее ногу обвил большой, красный червяк. Это животное,
против ожидания, вызывает в ней нежный интерес.— Взрослая пациентка с
чрезвычайно сильным перенесением образа матери на старшую подругу, никак не
может с ней расстаться; ей снится следующий сон: ей надо пройти вместе с
подругой глубокую воду (типический образ!). Подруга падает в воду (перенесение
на мать), она старается вытащить подругу и ей это почти что удается, но вдруг
огромный рак схватывает ее за ногу и тащит в воду.
Этимологически картина развертывается в том же роде: есть индогерманский корень,
имеющий значение окружать, окутывать, вертеть, по
|
|