своей стороны, являются опять-таки итогами всех предшествовавших психических 
процессов. При этом я разумею, конечно же, не только логические суждения, но и 
чувственные суждения. На нашем техническом языке мы обозначаем общее напряжение 
энергетически как либидо, а сознательно-психологически как ценность. 
Интенсивный процесс оккупирован силой либидо или является манифестацией либидо, 
это означает, что он представляет собой энергетический процесс с высоким 
напряжением. Интенсивный процесс есть психологическая ценность, и потому 
исходящие из него ассоциативные сочетания характеризуются как ценные в 
противоположность тем, которые возникают при наличности малого контрактивного 
эффекта и которые мы называем неценными или поверхностными.
   Напряженная установка особенно характерна для интровертного, тогда как 
разряженная, легкая установка указывает на экстравертного [Это напряжение и 
раздражение можно иногда проследить даже на мускульном тонусе. Обыкновенно оно 
видимо выражается на лице.], — если не считать исключений. А исключения не 
редки и встречаются даже у одного и того же индивида. Поставьте интровертного в 
безусловно удовлетворяющую, гармоничную среду, и он разрядится до полной 
экстраверсии, и будет казаться, что перед нами экстраверт. Но посадите 
экстравертного в тихую темную камеру, где все вытесненные комплексы могут 
подтачивать его, — и он дойдет до такого напряжения, в котором он будет 
реализировать до последних пределов всякое малейшее раздражение. Меняющиеся 
ситуации жизни могут воздействовать точно так же и мгновенно преобразовывать 
тип, что, однако, по общему правилу не меняет надолго преобладающую установку, 
то есть, несмотря на временную экстраверсию, интроверт остается тем же, чем он 
был; и так же экстраверт.
   Я резюмирую: первичная функция кажется мне важнее вторичной. Интенсивность 
первичной функции является решающим моментом. Она зависит от общего 
психического напряжения, то есть от запаса накопленного, имеющегося в 
распоряжении либидо. Момент, обусловливающий это накопление, есть сложная 
фактическая данность, которая является итогом всех предшествовавших психических 
состояний. Его можно охарактеризовать как настроение, внимание, состояние 
аффекта, ожидание и т. д. Интроверсия характеризуется через общее напряжение, 
интенсивную первичную функцию и соответственно продолжительную вторичную 
функцию. Экстраверсия характеризуется через общую разряженность, слабую 
первичную функцию и соответственно краткую вторичную функцию.
VII. Проблема типических установок в эстетике.
   Само собою разумеется до известной степени, что все сферы человеческого духа,
 прямо или косвенно имеющие дело с психологией, вносили свой вклад в тот вопрос,
 который нас здесь интересует. После того как мы выслушали голос философа, 
поэта, врача и знатока человеческой души, слова просит эстетик.
   Эстетика по всему своему существу есть прикладная психология, и занимается 
она не только эстетической сущностью вещей, но и — быть может, даже в еще 
большей мере — психологическим вопросом эстетической установки. Столь 
фундаментальное явление, как противоположность между интроверсией и 
экстраверсией, не могло укрыться надолго и от эстетика, ибо тот род и способ, 
которым ощущаются и созерцаются искусство и прекрасное, настолько различны у 
разных людей, что такая противоположность не могла не обратить на себя 
чьего-нибудь внимания. Если оставить в стороне множество более или менее 
исключительных или единственных в своем роде индивидуальных особенностей в 
установке, то существуют две основные, взаимно противоположные формы, которые 
Воррингер обозначает как эмпатия (вчувствование = Einfuhlung) и абстрагирование.
 /75/ В своем определении эмпатии он опирается, главным образом, на Липпса. По 
Липпсу, эмпатия есть: «Объективирование меня в отличенном от меня предмете 
независимо от того, заслуживает ли объективированное название чувства или нет». 
«Апперципируя какой-нибудь предмет, я переживаю некое побуждение, как идущее от 
предмета или как заложенное в нем, апперципированном, — побуждение к 
определенному способу внутреннего отношения. Этот способ является как данный 
предметом, как сообщенный мне им». /76- S.193 f/ Иодль /77- Bd.2. S.436/ 
объясняет это так: «Чувственная видимость, которую дает художник, есть не 
только повод к тому, чтобы мы по законам ассоциации вспомнили о родственных 
переживаниях, но так как чувственная видимость подлежит общему закону 
экстернализации (Externalisation) [Под экстернализацией Иодль разумеет 
локализацию чувственного восприятия в пространстве. Мы слышим звуки не в ухе и 
видим цвета не в глазу, а на пространственно-локализированном объекте. /77- S.
247/] и представляется чем-то внешним, то мы в то же время проецируем в нее 
внутренние процессы, которые она в нас воспроизводит, и придаем ей тем самым 
эстетическую одушевленность — выражение, которое следовало бы предпочесть 
термину «эмпатия» (вчувствование), потому что при этой интроекции наших 
собственных внутренних состояний в образ дело идет не только о чувствах, но и о 
внутренних процессах всякого рода».
   Вундт причисляет эмпатию к элементарным процессам ассимиляции. /78- Bd.3. S.
191/ Итак, эмпатия есть своего рода процесс восприятия, отличающийся тем, что 
некое существенное психическое содержание вкладывается при помощи чувства в 
объект, и объект тем самым интроецируется, — это содержание благодаря своей 
принадлежности к субъекту ассимилирует объект субъектом и до такой степени 
связывает его с субъектом, что субъект, так сказать, ощущает себя в объекте. 
Однако при этом субъект не ощущает себя проецированным в объект, но 
вчувствованный объект представляется ему одушевленным и говорящим из самого 
себя. Эта способность происходит оттого, что проекция переносит в объект 
бессознательные содержания, почему в аналитической психологии эмпатия 
обозначается так же, как и перенос (Фрейд), поэтому эмпатия есть экстраверсия.