Посмотрите, как неверно понимают слова  Спасителя:  "Прощаются  грехи  ее
многие за то, что она возлюбила много" (Лк. 7,47). Из контекста, а  особенно
из притчи о должниках,  явствует,  что  речь  идет  о  ее  любви  к  Христу,
простившему ей много грехов.  Но  обычно  понимают  не  так.  Сперва  решают
почемуто, что грешила она именно против целомудрия, а потом  -  что  Христос
простил ее разврат, потому что она была  сильно  влюблена.  Получается,  что
великий Эрос смывает любое зло, порожденное им самим.
   Когда влюбленные говорят: "Мы это сделали ради любви", прислушайтесь к их
тону. "Я это сделал из трусости"  или  "со  зла"  произносят  совсем  иначе.
Заметьте, как гордо, почти благоговейно они выговаривают слово "любовь". Они
не ссылаются на смягчающие обстоятельства, а взывают к  высшему  авторитету.
Это не покаяние, а похвальба, иногда вызов.
   Далила у Мильтона говорит, что права перед  законом  любви.  В  этом  вся
суть: у любви свой закон.  Неповиновение  ему  -  отступничество,  греховное
искушение  -  глас  Божий.  Влюбленные  обрастают  своей,  особой  религией.
Бенжамен Констан заметил, что за несколько  недель  у  них  создается  общее
прошлое, к которому они благоговейно обращаются, как псалмопевец  к  истории
Израиля. Это их Ветхий Завет, память о милостях к избранникам, приведшим  их
в обетованную землю. Есть у них и Новый Завет. Теперь, соединившись, они уже
под благодатью, закон им не писан.
   Это оправдывает все, что бы они ни сделали. Я имею в виду не только и  не
столько грехи против целомудрия, сколько  несправедливость  и  жестокость  к
"внешним". Влюбленные могут  сказать:  "Ради  любви  я  обижаю  родителей  -
оставляю детей - обманываю друга - отказываю ближнему".  Все  это  оправдано
законом любви. Влюбленные даже гордятся. Что дороже совести? А они  принесли
ее на алтарь своего бога.
   Тем временем бог этот мрачно шутит. Влюбленность -  самый  непрочный  вид
любви. Мир полнится сетованиями на ее быстротечность, но влюбленные об  этом
не помнят. У влюбленного не надо просить обетов, он только и думает, как  бы
их дать. "Навсегда" - чуть ли не первое, что он скажет, и сам поверит  себе.
Никакой опыт не излечит от этого. Все мы знаем  людей,  которые  то  и  дело
влюбляются и каждый раз убеждены, что "вот это - настоящее!"
   И они правы. Влюбившись, мы вправе отвергать намеки  на  тленность  наших
чувств. Одним прыжком преодолела любовь  высокую  стену  самости,  пропитала
альтруизмом похоть, презрела бренное земное счастье. Без  всяких  усилий  мы
выполнили заповедь о ближнем, правда, по отношению к одному  человеку.  Если
мы ведем себя правильно, мы провидим и как бы  репетируем  такую  любовь  ко
всем.  Лишиться  всего  этого  поистине  страшно,  как  выйти  из   Христова
искупления. Но влюбленность сулит нам то, что ей одной не выполнить.
   Долго ли мы пробудем в этом блаженном состоянии?  Спасибо,  если  неделю.
Как и после обращения, скоро окажется, что старая, недобрая самость  не  так
уж мертва. И там и тут она сбита с ног, но отдышится, приподнимется хотя  бы
на локоть и снова примется  за  свое.  А  преображенное  вожделение,  вполне
возможно, выродится в простейшую похоть.
   Все эти неприятности не расстроят  союза  двух  хороших  и  умных  людей.
Опасны они - смертельно опасны - для тех, кто поклонился влюбленности. Такие
люди вознадеялись на нее как на бога; сочли, что простое  чувство  обеспечит
их навечно всем необходимым. Когда надежда эта рухнет, они винят любовь  или
друг друга. Себя они винить могут, а влюбленность  винить  не  за  что.  Как
крестная мать, она дала за нас обеты, а уж наша работа -  исполнить  их.  Мы
сами  должны  стараться,  чтобы  каждодневная  жизнь  уподобилась   райскому
видению, мелькнувшему перед нами. Влюбленность препоручает  нам  свое  дело.
Это знают все, кто любит правильно, хотя  немногие  могут  это  выразить.  А
настоящие христиане знают, что это скромное с виду  дело  требует  смирения,
милосердия и Божьей благодати, то есть христианской жизни.
   Как и все виды естественной любви, влюбленность своими силами устоять  не
может; но она  так  сокрушительна,  сладостна,  страшна  и  возвышенна,  что
падение ее поистине ужасно. Хорошо, если она  разобьется  и  умрет.  Но  она
может выжить и безжалостно связать двух мучителей, которые будут  брать,  не
давая, ревновать, подозревать, досадовать, бороться  за  власть  и  свободу,
услаждаться скандалами. Прочитайте "Анну Каренину" и не думайте, что "такое"
бывает только у русских. Вульгарная  фраза  "Я  бы  тебя  съел"  оказывается
правдой.
   ЛЬЮИС К. С. Любовь.
   Философия любви. Сборник.
   Ч. 2. - М" 1990, с. 445 - 458.
 
 
   Анри СТЕНДАЛЬ
   АНАТОМИЯ ЛЮБВИ
 
   ГЛАВА 1
 
   Я пытаюсь дать себе отчет в этой  страсти,  всякое  искреннее  проявление
которой носит печать прекрасного.
   Есть четыре рода любви:
   1. Любовь-страсть: любовь португальской монахини  [2],  любовь  Элоизы  к
Абеляру, любовь капитана Везеля, любовь жандарма в Ченто.
   2. Любовь-влечение, которое царило в Париже в 1760  г.  и  которое  можно
найти в мемуарах и романах этого времени  -  у  Кребильона,  Лозена,  Дюкло,