свои прошлые 
прегрешения. Другими словами, сыпь могла выступать как функциональный, 
невротический симптом, симптом, несущий определенную выгоду пациентке. Но 
убедительных аргументов в пользу такой интерпретации у нас нет; да и сам Сонтаг 
допускает, что вся эта история вполне может быть цепью случайных совпадений. 
Можно также предположить, что угревая сыпь была выражением генерализованного 
организмического нарушения, вызванного конфликтом, стрессом, тревогой, что в ее 
появлении был элемент экспрессии. Нужно сказать, что работа Сонтага весьма 
необычна, и ее необычность состоит именно в том, что автор чутко уловил ту 
основополагающую дилемму, которая обязательно встает перед исследователем при 
анализе такого рода случаев; Сонтаг допускает возможность альтернативной 
интерпретации симптома – рассмотрения его и как функционального, и как 
экспрессивного. Большинство же авторов, не располагая даже тем количеством 
данных, которыми располагал Сонтаг, не утруждают себя рассмотрением альтернатив 
и либо смело объявляют симптом невротическим, либо с не меньшей решительностью 
заявляют, что в нем нет ничего невротического. 
Очень часто мы склонны видеть потаенный смысл в том, что на самом деле не 
больше, чем простое совпадение. Для лучшего понимания того, почему симптомы 
требуют особой осторожности при интерпретации, хочу в качестве примера привести 
один случай, о котором я где-то читал. Пациент, женатый мужчина, завел интрижку 
на стороне, в связи с чем испытывал мучительные угрызения совести. Мало того, 
каждый раз после половой близости с любовницей у него на теле высыпала сыпь. 
Судя по настроению, которое царит ныне в медицинских кругах, можно предположить,
 что очень многие врачи сочли бы эту сыпь невротическим симптомом, они заявили 
бы, что мужчина таким образом наказывает себя. Однако внимательный осмотр 
пациента показал возможность менее замысловатого объяснения. Оказалось, что 
кровать его любовницы кишела клопами! 
СВОБОДНЫЕ АССОЦИАЦИИ КАК САМОВЫРАЖЕНИЕ
Дифференциация поведения на два класса поможет нам лучше понять процесс 
свободных ассоциаций. Если вы следом за мной придете к выводу, что свободные 
ассоциации – по сути своей экспрессивный феномен, вы поймете, в чем причина 
действенности этого метода. 
Если задуматься, то вся эта глыба психоанализа, огромное количество теорий, 
созданных на его основе, и методик, рожденных им, держится на единственной 
процедуре – на методе свободных ассоциаций. В связи с этим кажется просто 
невероятным, что эта процедура так плохо изучена. Исследований по этой проблеме 
практически не проводится, она так и не стала предметом серьезного научного 
обсуждения. Мы знаем, что свободные ассоциации приводят к катарсису и инсайту, 
но до сих пор можем лишь гадать, отчего так происходит. 
Для начала обратимся к проективным тестам, таким как тест Роршаха, поскольку 
они представляют собой наглядный и всем известный образец экспрессии. Образы, о 
которых сообщает пациент в процессе тестирования, не имеют целью решить 
какую-то проблему, они просто отражают его взгляд на мир. Поскольку 
экспериментальная ситуация почти не структурирована, и потому мы можем быть 
уверены в том, что образы, сообщаемые пациентом, почти всецело детерминированы 
структурой его характера и почти совсем не детерминированы требованиями внешней 
ситуации. Отсюда мы можем заключить, что имеем дело с актом экспрессии, а не 
преодоления. Именно поэтому, на основании содержания этих образов, мы вправе 
делать выводы о характере пациента. 
Мне кажется, что метод свободных ассоциаций несет в себе тот же смысл и может 
быть использован в тех же целях, что и тест Роршаха. Метод свободных ассоциаций,
 так же как тест Роршаха, наилучшим образом работает в неструктурированной 
ситуации. Если мы согласимся, что в основе свободы свободного ассоциирования 
лежит отказ от диктата внешней реальности, реальности, которая требует от 
человека подчинения сиюминутной конкретике, законам физического, а не 
психического мира, то мы поймем, почему проблема адаптации с такой 
обязательностью навязывает индивидууму целеполагание. Проблема адаптации 
активизирует и делает насущными те возможности организма, которые помогают ему 
преодолеть требования насущного. Насущное становится организационным принципом, 
в соответствии с которым разнообразные возможности организма воплощаются в 
действительность именно в той последовательности, которая единственно возможна 
и необходима для решения этой внешней задачи. 
Говоря о структурированной ситуации, мы имеем в виду ситуацию, логика которой 
предопределяет и направляет реакции организма. Совсем другое дело – 
неструктурированная ситуация. В неструктурированной ситуации внешняя реальность 
не столь важна, не столь значима для организма. Она не предъявляет к организму 
ясно выраженных требований, не указывает ему на единственно возможный, 
единственно "правильный" ответ. Именно в этом смысле неструктурирован тест 
Роршаха, все реакции организма в данном случае равновозможны и одинаково верны. 
Проблема, встающая перед испытуемым, разглядывающим пятна Роршаха, прямо 
противоположна проблеме студента, всматривающегося в чертеж, сопровождающий 
геометрическую задачу; ситуация, в которой оказался студент, настолько жестко 
структурирована, что в ней возможен лишь один-единственный, правильный ответ, 
который никак не связан с мыслями, чувствами и надеждами человека. 
Все вышесказанное с полным правом можно повторить и относительно метода 
свободных ассоциаций, быть может, даже с большей убедительностью, так как здесь 
пациенту не предлагается никакого стимульного материала. Перед ним не 
поставлено никакой конкретной задачи, никакой конкретной цели, наоборот, он 
должен избегать любого целеполагания. Только тогда, когда пациент в конце 
концов научается ассоциировать легко и свободно, когда он сможет "выдать" те 
образы, мысли, воспоминания, которые проносятся в его сознании, не подвергая их