очень успокаивало меня.
     Был  только  один предмет, который интересовал  меня  в
этот  момент: олли. Его лицо было таким знакомым; но оно  не
было, как будто я знал его или как будто я видел его прежде.
Это  было  что-то еще. Всякий раз, когда я начинал думать  о
его  лице, мой ум переживал бомбардировку других мыслей, как
будто  какая-то  часть  меня знала тайну,  но  не  позволяла
остальному во мне подойти к ней. Ощущение лица олли, которое
было  знакомым,  было  таким  жутким,  что  привело  меня  в
состояние ужасной меланхолии. Дон Хуан сказал, что это могло
быть  лицо  моей  смерти.  Я   думаю,  что  это  утверждение
окончательно  прибило меня. Я хотел в отчаянии спросить  его
об  этом,  но  у  меня было ясное  ощущение,  что  дон  Хуан
сдерживал  меня.  Я  сделал пару глубоких вдохов  и  выпалил
вопрос:
     - Что является смертью, дон Хуан?
     - Я не знаю, - сказал он, улыбаясь.
     -  Я имел в виду, как бы ты описал смерть? Я хочу знать
твое мнение. Я думаю, что каждый имеет определенное мнение о
смерти.
     - Я не знаю, о чем ты говоришь.
     Я  имел "тибетскую книгу мертвых" у себя в машине.  Мне
случилось использовать ее в качестве темы для разговора, так
как  она  имела  дело со смертью. Я  сказал,  что  собираюсь
прочитать  ее ему, и начал вставать. Дон Хуан заставил  меня
сесть и вышел и принес книгу сам.
     -  Утро - плохое время для магов, - сказал он, объясняя
мне  то, что я остался сидеть. - ты еще слаб, чтобы выходить
из  моей  комнаты. Здесь внутри ты защищен. Если ты  выйдешь
отсюда  теперь, есть шанс, что ты найдешь ужасное несчастье.
Олли может убить тебя по дороге или в кустах, а позже, когда
они  найдут  твое тело, они скажут, что ты  или  таинственно
умер, или произошел несчастный случай.
     Я  не  был  в должном состоянии или  настроении,  чтобы
спрашивать  его  решений,  поэтому я сидел все  утро  почти,
читая  и объясняя ему некоторые части книги. Он  внимательно
слушал  и совсем не перебивал меня. Дважды я  останавливался
на  короткое  время, когда он приносил воду или еду, но  как
только  он  снова освобождался, он побуждал меня  продолжать
чтение. Он, казалось, был очень заинтересован.
     Когда я кончил, он посмотрел на меня.
     -  Я  не понимаю, почему те люди говорят о смерти,  как
будто смерть подобна жизни, - сказал он мягко.
     - Может быть, это способ, каким они понимают ее. Как ты
думаешь, тибетцы "видят"?
     -  Едва ли. Когда человек научился "видеть", то нет  ни
одной  вещи,  которую он знает, которая существует.  Нет  ни
одной.  Если б тибетцы могли "видеть", они могли бы сразу же
сказать,  что ни одна вещь не является вообще больше той  же
самой.  Стоит нам "увидеть" - и ничто не является известным,
ничто  не остается таким, каким мы привыкли знать это, когда
мы не "видели".
     -  Может  быть,  дон Хуан, "виденье" не  одинаково  для
каждого?
     -  Верно. Оно не то же самое. Однако, это не  означает,
что  смыслы  жизни   существуют.   Когда   человек  научился
"видеть", ни одна вещь не является той же самой.
     -  Тибетцы, очевидно, думают, что смерть подобна жизни.
Что думаешь ты сам, чему подобна смерть? - спросил я.
     -  Я  не  думаю, что смерть подобна  чему-нибудь,  и  я
думаю,  что тибетцы, должно быть, говорили о чем-нибудь еще.
Во всяком случае, то, о чем они говорят, - это не смерть.
     - Как ты думаешь, о чем они говорят?
     -  Может  быть,  ты можешь сказать мне это?  Только  ты
читаешь.
     Я пытался сказать что-нибудь еще, но он засмеялся.
     -  Может  быть,   тибетцы   действительно   "видят",  -
продолжал  дон  Хуан,  - и в таком случае  они  должны  были
понять,  что в том, что они "видят", вовсе нет смысла, и они
написали  эту  кучу чепухи потому, что это не имеет  никакой
разницы  для  них; в таком случае, то, что они  написали,  -
вовсе не чепуха.
     -  Я  действительно  не  забочусь о  том,  что  тибетцы
намеревались сказать, - сказал я, - но я несомненно забочусь
о  том,  что говоришь ты. Я хочу услышать, что ты думаешь  о
смерти.
     Он  пристально  смотрел  на  меня  мгновение,  а  затем
захихикал. Он раскрыл свои глаза и поднял брови в комическом
удивлении.
     -  Смерть - это кольцо листьев, - сказал он. - Смерть -
это лицо олли; смерть - это