раз он упоминал  о смерти и  даже проинструктировал Марту провести  скромные
похороны,  чтобы  сэкономить деньги для детей. В другой раз начал  обсуждать
долгосрочные планы, связанные с  работой и  поездкой за границу  на отдых, в
которую они все отправятся после того, как он станет лучше себя чувствовать.
Вскоре Марта сказала Джону о своем намерении откровенно поговорить о болезни
с его матерью. Она, однако, не сообщила ему, что сказала той правду, так как
"он расстроился бы, зная насколько это ранит мать".
     Джон оказался  весьма трудным  пациентом для  психоделиче-ской терапии,
при которой психологическая подготовка и  хорошее  взаимодействие  с больным
считаются крайне  важными для достижения успеха.  С  ним  было  очень сложно
установить контакт. Он либо был  занят болезнью и болями,  либо находился  в
таком  затуманенном  сознании из-за  приема  наркотиков  и  снотворного, что
сколько-нибудь сосредоточенная беседа с  ним,  в  принципе, была невозможна.
Джон  не  хотел  говорить  ни  о  своем   положении,  ни  о  прошлом,  ни  о
психологических аспектах  психоделической терапии, так как не видел прямой и
непосредственной  связи между этими  темами и своей физической  болью. Таким
образом, подготовку  пришлось свести  к абсолютному минимуму, а некоторые из
основных данных получить от его жены.
     Мы  весьма  сомневались, стоит ли  проводить  сеанс  в' таких условиях,
поскольку не думали, что с больным установлены достаточная связь, доверие  и
взаимопонимание, которые  считали  важным  для  успеха  этого  вида терапии.
Наконец,   под  влиянием   требований  Марты   и   настойчивых   напоминаний
отчаявшегося Джона провести с  ним обещанное лечение, если был хоть какой-то
шанс уменьшить боли, мы решили действовать.


     Утром  в  день   проведения  процедуры  Джону  ввели  внутримышечно  60
миллиграммов  ДПТ.  Когда препарат  начал действовать,  его уговорили надеть
повязку и  наушники. Он  согласился  после  некоторых  сомнении,  подчеркнув
несколько раз, будто все, что может теперь вынести -- это мягкая, приятная и
ненавязчивая  музыка.  Такое отношение к процедуре  было очевидным  и до  ее
начала: Джон  желал  отдохнуть в  темноте  и абсолютной  тишине. Визуальные,
акустические  и  тактильные ощущения любого вида,  видимо, вызывали усиление
болей. На ранних фазах сеанса Джон  жаловался на дискомфорт, ощущение жара и
неприятность  музыки. Его  поташнивало и несколько  раз вырвало. В целом его
переживания казались  весьма неинтересными и пустыми.  Большую часть времени
он провел,  борясь  с действием препарата и прилагая значительные  усилия  с
целью  удержать  контроль.  Ему  было необычайно  трудно сдаться и предстать
лицом к лицу с тем, что выходило из подсознания.
     Содержание  данного сеанса ДПТ-терапии  было  довольно  поверхностным и
носило,  в основном,  психодинамический  характер.  Джон  вспомнил различные
периоды жизни и вновь пережил несколько  травмирующих ситуаций. Одной из них
был несчастный случай на железной дороге, который он видел в раннем детстве.
Другой  стало воспоминание о травме трехлетней сестры, сломавшей ногу, когда
ее санки врезались в дерево. Было переживание, связанное с военными сценами,
исполненными   агрессии,   позволившее   Джону   избавиться   от   некоторых
воспоминаний  периода  службы в армии. В ходе сеанса  перед Джоном возникали
видения  бушующего  океана,  тонущих  кораблей  и  людей.  Затем  он  уловил
воспоминание  об  опасном  эпизоде,  .случившемся  в заливе  Че-запик, когда
вместе с одним из ближайших родственников отправился кататься на лодке, чуть
не врезавшейся в японское грузовое судно. Во второй половине сеанса Джон все
более уставал и,  наконец, настоял на том, чтобы  снять  повязку и наушники.
Переживание  не  содержало   ни  катарсиса,  ни  прорыва.  Лекарство  просто
прекратило свое действие, и у всех нас осталось ощущение неудовлетворенности
и провала.
     Единственное,  что  оправдывало  для  Джона  проведение  сеанса,   было
воспоминание  о  кратком переживании,  в ходе  которого он  видел  большущий
кувшин, наполненный  холодным чаем.  Образ представился ему  очень  точным и
относящимся  к какой-то  важной ситуации  или  проблеме периода  детства. Во
время наших


     бесед по окончании сеанса он снова  и снова возвращался к этому образу.
Хотя  Джон  так  и  не  разгадал  значение  видения,  воспоминание неизменно
волновало его.  Когда мы посетили  Джона в  больнице  на следующий день,  он
лежал  в кровати,  ослабевший, чрезвычайно уставший и почти не разговаривал,
что  убедило  нас  в  неудаче  сеанса. Однако  на следующий  день  положение
радикальным образом изменилось. Состояние Джона резко улучшилось, настроение
исправилось,  он улыбался людям,  начал общаться  с семьей и  медперсоналом.
Разговаривая с женой, он проявлял интерес к  семье и детям, чего не  делал в
течение месяцев. Он попросил радио и слушал спокойную  музыку, новый цветной
телевизор теперь работал по много часов в день.
     Ко всеобщему удивлению, боли у Джона совершенно прекратились. Теперь он
был в  состоянии самостоятельно ходить  в  туалет  и даже  совершал короткие
прогулки  по  больничному  коридору.  Прекратились  разговоры  о  болезни  и
страданиях, он с интересом обсуждал политические,  общественные  и  семейные
дела. Как утверждала Марта, Джон полностью изменился, стал "абсолютно другим
человеком". Он нередко  смеялся, шутил  и проявлял интерес ко многому.  Джон
перестал  принимать  все  препараты  и совсем  не  испытывал  боли,  которая
вернулась  лишь два  с  лишним  месяца  спустя,  незадолго  до  его  смерти.