образования нигде  не мог хорошо устроиться. Его первой  работой было  место
разнорабочего  на  ферме,  затем  он  переехал  в  Балтимор  и  работал  там
плотником, водопроводчиком и кровельщиком.
     Джессу всегда  не везло с  женщинами.  После  нескольких  поверхностных
связей, он женился на женщине, воспитанной в строгой католической традиции и
только  начавшей  освобождаться  от  сковывающего  прошлого.  Брак  оказался
непрочным  и распался примерно  через год, когда жена  вступила  в  связь  с
другим.  Джесс,   узнав  об  этом,   устроил   драку   с  соперником.   Жена
демонстративно ушла, и больше они не виделись.
     В  течение 15 лет  до встречи с  нами у Джесса были довольно устойчивые
отношения с вдовой, значительно старше его.  Их дружба имела  и  сексуальный
аспект,  однако все  прекратилось  за  год  до  ДПТ-терапии. Вдова вместе  с
сестрой самоотверженно заботились о Джессе, деля с ним маленькую квартирку и
практически служа  ему круглосуточными  сиделками.  Джесс, будучи убежденным
католиком, испытывал  из-за этой связи  глубокое чувство вины. Он верил, что
брак, заключенный  в  церкви,  связывает  людей  вечными узами,  которые  не
разрывает  ни  разлука,  ни  даже  физическая  смерть.  Он  считал, что  его
обязанности по отношению к жене оставались прежними, независимо от ее ухода.
     В  ходе  подготовки к сеансу  ДПТ-терапии  Джесс выразил  непреодолимый
страх  перед  смертью.  Когда  он  думал  о  ней,  перед  ним  вставали  две
возможности,  и  каждая  была по-своему  пугающей.  Согласно  первой, смерть
представлялась абсолютным концом  всему, шагом во  тьму и  в  ничто, где все
исчезает. Альтернативой  была христианская концепция, с которой он знаком  с
детства в связи со строгим католическим воспитанием. Она гласила, что душа и
индивидуальность не погибают со смертью, а существуют вечно, и качество этой
посмертной жизни зависит от  поведения человека на земле.  Такая перспектива
не  воодушевляла Джесса. С одной стороны, она была не очень-то убедительной,
с другой, -- если она все же была верной -- он видел себя навечно проклятым,
обреченным на муки ада за то, что прожил жизнь во грехе. В результате  Джесс
отчаянно цеплялся за жизнь и был полон глубокой тревогой.


     В  день сеанса Джесс проявил почти  детский  страх.  Ему  было  введено
внутримышечно 90 миллиграммов ДПТ, и пришлось приложить немало усилии, чтобы
убедить его надеть повязку на глаза и наушники. Начало сеанса  было отмечено
яростным сопротивлением воздействию препарата.  Казалось, Джесс держался  за
реальность с той же страстной решимостью, с какой  цеплялся за жизнь. Борьба
против  переживания  отмечалась сильными физическими страданиями: он кашлял,
его  тошнило и, наконец, началась повторяющаяся рвота.  Джесс был захлестнут
воздействием  того,  что  вырывалось из его собственного подсознания. Музыка
звучала резко, громко, искаженно, и он воспринимал ее как нападение на себя.
Он  чувствовал, что умрет, если поддастся  переживанию.  Несколько раз Джесс
выразил глубокое сожаление о том, что принял препарат.
     За  время героической борьбы невероятное  количество образов  и  картин
прошло перед его  глазами.  Он был в них и наблюдателем, и участником. Рвота
сопровождалась  видением  гигантских,  пугающих  созданий  различного  вида,
нападающих и  пытающихся  его  уничтожить.  Он  видел  тысячи  агрессивных и
разрушительных батальных  сцен, а  также  другие ситуации, в  которых  "люди
погибали и избавлялись от себя". Был  долгий эпизод, во время которого Джесс
видел   многочисленные   свалки,  заполненные  трупами,  тушами,  скелетами,
гниющими отбросами, мусорными баками, и все это воняло. Его собственное тело
валялось там  же, завернутое в  вонючие  бинты,  изъеденное  раком, кожа вся
полопалась, из нее текло, и она была сплошь покрыта злокачественными язвами.
Затем из ниоткуда появился огненный шар, втянувший все месиво и весь мусор в
очищающее пламя и поглотивший их.  В  результате  тело  и кости Джесса  были
уничтожены, но душа сохранилась. Он увидел себя на  Страшном Суде,  где  Бог
(Иегова)  взвешивал  его праведные и  грешные поступки. В этот,  как Джес-су
представлялось,  час  последней  расплаты в памяти  вспыхивало  бесчисленное
количество  воспоминаний из  всех периодов  жизни.  Наконец,  совершенное им
добро перевесило грехи и  проступки. Будто распахнулись тюремные врата, и он
стал  свободен. Тут  же послышалась  божественная  музыка, пение  ангелов, и
Джесс начал  постигать  смысл  переживания. Нижеследующее обращение пришло к
нему  сверхъестественным,  внечувственным  образом   и  пронизало  все   его
существо: "Когда ты умрешь, твое тело будет уничтожено, но ты будешь спасен.
Душа будет с тобой вечно. Ты


     вновь  вернешься  на землю, и  вновь  будешь жить, но  не  знаешь,  чем
станешь на будущей земле".
     В результате  этого переживания боли у Джесса ослабели,  а депрессия  и
тревога  исчезли.  Он  вышел  из  сеанса  с  глубокой  верой  в  возможность
перевоплощения, то есть с  концепцией, чуждой  его  собственной  религиозной
традиции,   и   которую   его  сознание   сотворило  при  данных   необычных
обстоятельствах.  Было  очень трогательно  наблюдать,  как  Джесс борется  с
ограниченностью  своей   эрудиции,   чтобы   воспринять   характер  и   суть
переживания. Он не знал,  что, говоря  о перерождениях,  описывал концепцию,
являющуюся становым хребтом религиозной и философской мысли Востока, а также
составной частью многих других культурных  традиций. Он был некатегоричен  в
формулировках  и  буквально   оправдывался,  когда  говорил  о  своем  новом
убеждении,  боясь, что сомнение в традиционных  христианских ценностях может