|
ал, что осознаю наивысшую смерть, но об этом
бесполезно разговаривать или думать, потому что я ничего не
смогу тут сделать, чтобы избежать ее. Дон Хуан засмеялся и
сказал, что я похож на комедианта, который механически
следует написанной для него роли.
- Если бы это была твоя последняя битва на земле, то я
бы сказал, что ты идиот, - сказал он спокойно. - ты тратишь
свой последний поступок на земле на глупые мысли.
Минуту мы молчали. Мои мысли бежали хаотично. Он был
прав, конечно.
- У тебя нет времени, мой друг, нет времени. Ни у кого
из нас нет времени, - сказал он.
- Я согласен, дон Хуан, но...
Не просто соглашайся со мной, - оборвал он. - вместо
того, чтобы так легко соглашаться, ты должен действовать
согласно этому. Прими вызов, изменись.
- Только и всего?
- Правильно. Перемена, о которой я говорю, никогда не
происходит постепенно. Она случается внезапно. А ты не
готовишь себя к такому внезапному действию, которое принесет
перемену.
Я считал, что он говорит противоречие и об'яснил ему,
что если бы я готовился к перемене, то я наверняка менялся
бы постепенно.
- Ты не изменился совершенно, - сказал он. - вот почему
ты веришь, что ты меняешься мало-помалу. И, однако же,
возможно, что ты сам удивишься когда-нибудь, изменившись
внезапно, без единого предупреждения. Я знаю, что это так, и
поэтому я не теряю своей заинтересованности в том, что
именно я хотел сказать. После секундной паузы дон Хуан
продолжал об'яснять свою мысль.
- Возможно, мне следовало бы сказать иначе, - сказал
он. - то, что я рекомендовал тебе делать, заключается в том,
чтобы ты заметил, что у нас нет никакой уверенности
относительно бесконечного течения наших жизней. Я только что
сказал, что изменение приходит внезапно и неожиданно. И
точно так же приходит смерть. Как ты думаешь, что мы можем
поделать с этим?
Я решил, что он задает риторический вопрос, но он
сделал бровями знак, подталкивая меня к ответу.
- Жить так счастливо, как только возможно, - сказал я.
- Правильно, но знаешь ли ты кого-либо, кто живет
счастливо?
Моим первым побуждением было сказать "да". Мне
казалось, что я могу в качестве примера привести целый ряд
людей, которых я знал. Однако затем я подумал, что такая моя
попытка будет только пустой попыткой оправдать себя.
- Нет, - сказал я, - я действительно не знаю.
- Я знаю, - сказал дон Хуан. - есть такие люди, которые
очень осторожны относительно природы своих поступков. Их
счастье состоит в том, чтобы действовать с полным знанием
того, что у них нет времени, поэтому их поступки имеют
особую силу. В их поступках есть чувство...
Дон Хуан, казалось, потерял нужное слово. Он почесал
виски и улыбнулся. Затем он внезапно поднялся, как если бы
наш разговор был закончен. Я остановил его, чтобы он
закончил то, о чем он говорил мне. Он уселся и сложил губы
бантиком.
- Поступки есть сила, - сказал он. - особенно тогда,
когда человек действует, зная, что эти поступки являются его
последней битвой. Существует особое всепоглощающее счастье в
том, чтобы действовать с полным сознанием того, что этот
поступок вполне может быть твоим самым последним поступком
на земле. Я рекомендую, чтобы ты пересмотрел свою жизнь и
рассматривал свои поступки в этом свете.
Я не согласился с ним. Для меня счастье было в том,
чтобы предполагать, что имеется наследуемая непрерывность
моих поступков и что я смогу продолжать их совершать по
желанию, совершать то, что я делаю в данный момент, особенно
если это мне нравится. Я сказал ему, что мое несогласие было
не просто банальностью, но оно проистекает из того
убеждения, что этот мир и я сам имеем определенную
длительность.
Дона Хуана, казалось, забавляли мои попытки придать
смысл моим мыслям. Он смеялся, качал головой, почесывал
волосы и, наконец, когда я говорил об "определенной
длительности", бросил на землю свою шляпу и наступил на нее.
Я кончил тем, что рассмеялся над его клоунадой.
- У тебя нет времени, мой друг, - сказал он. - в этом
несчастье человеческих суще
|
|