тносительно происхождения этой бессознательной потребности наказания, мы 
полагаем, нет никаких сомнений. Она ведет себя как часть совести, как 
продолжение нашей совести в бессознательном, она имеет то же происхождение, что 
и совесть, т. е. соответствует части агрессии, которая ушла вовнутрь и принята 
Сверх-Я. Если бы только слова лучше подходили друг к другу, то для 
практического употребления было бы оправданно назвать ее «бессознательным 
чувством вины». Однако с теоретической точки зрения мы сомневаемся, следует ли 
предполагать, что вся возвращенная из внешнего мира агрессия связана Сверх-Я и 
обращена тем самым против Я или что часть ее осуществляет свою тайную зловещую 
деятельность в Я и Оно как свободное влечение к разрушению. Такое разделение 
более вероятно, но больше мы ничего об этом не знаем. При первом включении 
Сверх-Я для оформления этой инстанции, безусловно, используется та часть 
агрессии против родителей, которой ребенок вследствие фиксации любви, а также 
внешних трудностей не смог дать выхода наружу, и поэтому строгость Сверх-Я не 
должна прямо соответствовать строгости воспитания. Вполне возможно, что 
дальнейшие поводы к подавлению агрессии поведут влечение тем же путем, который 
открылся ему в тот решающий момент.

Лица, у которых это бессознательное чувство вины чрезмерно, выдают себя при 
аналитическом лечении столь неприятной с прогностической точки зрения 
отрицательной реакцией на терапию. Если им сообщили об ослаблении симптома, за 
которым обычно 
[394]
должно последовать, по крайней мере, его временное исчезновение, то у них, 
напротив, наступает немедленное усиление симптома и страдания. Часто бывает 
достаточно похвалить их поведение при лечении, сказать несколько обнадеживающих 
слов об успешности анализа, чтобы вызвать явное ухудшение их состояния. 
Неаналитик сказал бы, что здесь недостает «воли к выздоровлению»; придерживаясь 
аналитического образа мышления, вы увидите в этом проявление бессознательного 
чувства вины, которое как раз и устраивает болезнь с ее страданиями и срывами. 
Проблемы, которые выдвинуло бессознательное чувство вины, его отношения к 
морали, педагогике, преступности и беспризорности являются в настоящее время 
предпочтительной областью для работы психоаналитиков.

Здесь мы неожиданно выбираемся из преисподней психики в широко открытый мир. 
Дальше вести вас я не могу, но на одной мысли все же задержусь, прежде чем 
проститься с вами на этот раз. У нас вошло в привычку говорить, что наша 
культура построена за счет сексуальных влечений, которые сдерживаются обществом,
 частично вытесняются, а частично используются для новых целей. Даже при всей 
гордости за наши культурные достижения мы признаем, что нам нелегко выполнять 
требования этой культуры, хорошо чувствовать себя в ней, потому что наложенные 
на наши влечения ограничения тяжким бременем ложатся на психику. И вот то, что 
мы узнали относительно сексуальных влечений, в равной мере, а может быть, даже 
и в большей степени оказывается действительным для других, агрессивных 
стремлений. Они выступают прежде всего тем, что осложняет совместную жизнь 
людей и угрожает ее продолжению; ограничение своей агрессии является первой, 
возможно, самой серьезной жертвой, которую общество требует от индивидуума. Мы 
узнали, каким изобретательным спосо– 
[395]
бом осуществляется это укрощение строптивого. В действие вступает Сверх-Я, 
которое овладевает агрессивными побуждениями, как бы вводя оккупационные войска 
в город, готовый к мятежу. Но с другой стороны, рассматривая вопрос чисто 
психологически, следует признать, что Я чувствует себя не очень-то хорошо, 
когда его таким образом приносят в жертву потребностям общества и оно вынуждено 
подчиняться разрушительным намерениям агрессии, которую само охотно пустило бы 
в ход против других. Это как бы распространение на область психического той 
дилеммы – либо съешь сам, либо съедят тебя, – которая царит в органическом 
живом мире. К счастью, агрессивные влечения никогда не существуют сами по себе, 
но всегда сопряжены с эротическими. Эти последние в условиях созданной 
человеком культуры могут многое смягчить и предотвратить.




[396]



ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ЛЕКЦИЯ. 
Женственность

Уважаемые дамы и господа! Все это время, пока я готовился к беседам с вами, я 
боролся с внутренним затруднением. Я чувствовал себя в некоторой степени 
неуверенным в своей правоте. Действительно, за пятнадцать лет психоанализ 
изменился и обогатился, но все-таки введение в психоанализ могло бы остаться 
без изменений и дополнений. Мне все время кажется, что данные лекции не имеют 
права на существование. Аналитикам я говорю слишком мало и в общем ничего 
нового, вам же слишком много и о таких вещах, к пониманию которых вы не 
подготовлены и которые непосредственно к вам не относятся. Я искал оправданий и 
для каждой отдельной лекции хотел найти свое обоснование. Первая, о теории 
сновидений, должна была сразу погрузить вас в самую гущу аналитической 
атмосферы и показать, какими устойчивыми оказались наши воззрения. Во второй, 
которая прослеживает пути от сновидения к так называемому оккультизму, меня 
привлекала возможность свободно высказаться в той области, где убеждения, 
полные предрассудков, наталкиваются сегодня на страстное соп