вопрос 
о том, из какого материала создается страх, потерял для нас интерес, а 
отношения между реальным и невротическим страхом неожиданным образом 
прояснились и упростились. Стоит, впрочем, заметить, что сейчас мы лучше 
понимаем случаи возникновения страха, казавшиеся сложными, чем те, которые 
считались простыми.

Недавно нам довелось исследовать, как возникает страх при определенных фобиях, 
которые мы причисляем к истерии страха. Мы выбрали случаи, в которых речь идет 
о типичном вытеснении желаний из Эдипова комплекса. Мы ожидали, что либидозная 
привязанность к матери как к объекту вследствие 
[366]
вытеснения превращается в страх и выступает отныне в симптоматическом выражении 
в связи с заменой отцом. Я не могу рассказать вам об отдельных этапах такого 
исследования, достаточно сказать, что их ошеломляющий результат оказался полной 
противоположностью нашим ожиданиям. Не вытеснение создает страх, а страх 
появляется раньше, страх производит вытеснение! Но что это может быть за страх? 
Только страх перед угрожающей внешней опасностью, т. е. реальный страх. Верно, 
что мальчик испытывает страх перед каким-то притязанием своего либидо, в данном 
случае перед любовью к матери; таким образом, это действительно случай 
невротического страха. Но эта влюбленность кажется ему внутренней опасностью, 
которой он должен избежать путем отказа от этого объекта потому, что она 
вызывает ситуацию внешней опасности. И во всех случаях, исследуемых нами, мы 
получаем тот же результат. Признаемся же, что мы не были готовы к тому, что 
внутренняя опасность влечения окажется условием и подготовкой внешней, реальной 
ситуации опасности.

Но мы еще ничего не сказали о том, что такое реальная опасность, которой боится 
ребенок вследствие влюбленности в мать. Это наказание кастрацией, потерей 
своего члена. Вы, конечно, заметите, что это не является никакой реальной 
опасностью. Наших мальчиков не кастрируют за то, что они в период Эдипова 
комплекса влюбляются в мать. Но от этого не так-то просто отмахнуться. Прежде 
всего, дело не в том, действительно ли производится кастрация; решающим 
является то, что опасность угрожает извне и что ребенок в нее верит. И повод 
для этого у него есть, поскольку ему достаточно часто угрожают отрезанием члена 
в его фаллический период, во время его раннего онанизма, и намеки на это 
наказание постоянно мог– 
[367]
ли получать у него филогенетическое усиление. Мы предполагаем, что в древности 
в человеческой семье кастрация подрастающих мальчиков действительно 
осуществлялась ревнивым и жестоким отцом, и обрезание, которое у примитивных 
народов так часто являлось составной частью ритуала вступления в половую 
зрелость, можно считать явным ее пережитком. Мы знаем, насколько далеки мы 
сейчас от общепринятого взгляда, но мы должны твердо придерживаться того, что 
страх кастрации является одним из наиболее часто встречающихся и наиболее 
сильных двигателей вытеснения и тем самым и образования неврозов. Анализы 
случаев, когда не кастрация, а обрезание у мальчиков осуществлялось в качестве 
терапии или наказания за онанизм, что не так уж редко происходило в 
англо-американском обществе, придает нашему убеждению окончательную уверенность.
 Возникает сильный соблазн подойти в этом месте ближе к комплексу кастрации, но 
мы не хотим уходить от нашей темы. Страх кастрации, конечно, не единственный 
мотив вытеснения, ведь у женщин он уже не имеет места, хотя у них может быть 
комплекс кастрации, но не страх кастрации. Вместо него у другого пола 
появляется страх потерять любовь – видимое продолжение страха грудного младенца,
 если он не находит мать. Вы понимаете, какая реальная ситуация опасности 
обнаруживается благодаря этому страху. Если мать отсутствует или лишает ребенка 
своей любви, он перестает быть уверен в удовлетворении своих потребностей и, 
возможно, испытывает самые неприятные чувства напряженности. Не отказывайтесь 
от идеи, что эти условия страха по сути повторяют ситуацию первоначального 
страха рождения, которое ведь тоже означает отделение от матери. Ведь если вы 
последуете за ходом мысли Ференци (1925), вы смо– 
[368]
жете причислить страх кастрации к этому ряду, потому что утрата мужского члена 
имеет следствием невозможность воссоединения в половом акте с матерью или с ее 
Заменой. Замечу попутно, что так часто встречающаяся фантазия возвращения в 
материнское лоно является замещением этого желания коитуса. Я мог бы сообщить 
еще много интересных вещей и удивительных связей, но не могу выходить за рамки 
введения в психоанализ, хочу только обратить ваше внимание на то, как 
психологические исследования смыкаются с биологическими фактами.

Заслугой Отто Ранка, которому психоанализ обязан многими прекрасными работами, 
является и то, что он настойчиво подчеркивал значение акта рождения и отделения 
от матери (1924) (1). Правда, мы все сочли невозможным принять те крайние 
выводы, которые он сделал из этого для теории неврозов и даже для аналитической 
терапии. Однако ядро его теории – то, что переживание страха рождения является 
прообразом всех последующих ситуаций опасности, – было открыто еще до него. 
Останавливаясь на них, мы можем сказать, что, собственно, каждый возраст 
обладает определенны