л его продолжения, очевидно потому, что приятно ощущал себя в 
[состоянии] перенесения чувства на меня как 
[322]
на отца. Деньги в те времена не играли никакой роли, так как их было слишком 
мало; часы, которые я проводил с ним, были и для меня приятным возбуждением и 
отдыхом, и таким образом, вопреки строгим правилам врачебной практики, 
аналитические занятия продолжались до намеченного срока.

В этот день П. вернулся к своим попыткам установить с женщинами любовные 
отношения и опять упомянул о красивой пикантной бедной девушке, у которой он 
мог бы иметь успех, если бы от любого серьезного шага его не отпугнул факт ее 
девственности. Он и раньше часто говорил о ней, сегодня же в первый раз 
рассказал, что она, конечно, не имея ни малейшего представления о 
действительных причинах его затруднения, обычно называет его «господин 
Vorsicht» [форзихт – осторожность]. Это сообщение поразило меня, карточка д-ра 
Форсайта была у меня под рукой, я показал ее ему.

Таковы факты. Предполагаю, что они показались вам скудными, но вы только 
послушайте дальше, за этим кроется большее.

Несколько лет своей юности П. прожил в Англии и с тех пор сохранил постоянный 
интерес к английской литературе. У него была богатая английская библиотека, он 
имел обыкновение приносить мне из нее книги, и ему я обязан знакомству с такими 
авторами, как Беннет и Голсуорси, которых я до этого мало читал. Однажды он дал 
мне почитать роман Голсуорси под названием Человек-собственник, который 
разыгрывается в придуманной писателем семье Форсайт (Forsyte). Очевидно, 
Голсуорси сам пленился этой выдумкой, потому что и в более поздних рассказах он 
неоднократно возвращается к персонажам этой семьи и наконец собирает все 
касающиеся их сочинения под названием Сага о Форсайтах. Всего лишь за несколь– 
[323]
ко дней до описываемого случая П. принес мне новый том из этой серии. Фамилия 
Форсайт и все типичное, что хотел воплотить в ней писатель, играла роль также и 
в моих беседах с П., став частью тайного языка, так часто возникающего между 
двумя лицами при постоянном общении. Правда, фамилия Форсайт (Forsyte) в тех 
романах немного отличается от фамилии моего посетителя Форсайта (Forsyth), для 
немецкого произношения это едва различимо, а смысловое английское слово, 
произносимое нами также foresight [Форсайт], переводится: предвидение или 
осторожность. Итак, П. действительно из своих личных взаимосвязей извлек ту же 
самую фамилию, которая в это же время вследствие неизвестного ему события 
занимала меня.

Не правда ли, это выглядит уже лучше. Но я полагаю, что мы получим более 
сильное впечатление от этого странного феномена и даже как бы проникнем в 
условия его возникновения, если аналитически осветим две другие ассоциации, 
которые привел П. именно в тот час.

Во-первых, в один из дней на прошлой неделе я напрасно прождал господина П. в 
11 часов и затем ушел навестить д-ра Антона фон Фрейнда в его пансионе. Я был 
поражен, узнав, что господин П. жил на другом этаже дома, где помещался пансион.
 В связи с этим я позднее рассказал П., что я его, можно сказать, посетил в его 
доме, но я наверняка знаю, что я не назвал фамилии лица, которого я посетил в 
пансионе. И вот вскоре после упоминания господина фон Форзихт (Vorsicht) он 
спрашивает меня: «Не является ли Фрейд-Отторего, которая читает в народном 
университете курс английского языка, вашей дочерью?» И впервые за долгое время 
общения он допускает искажение моей фамилии, к которому меня, правда, [324] 
приучили власти, чиновники и наборщики: он сказал вместо Фрейд – Фрейнд.

Во-вторых, в конце того же часа он рассказал сон, от которого в страхе 
проснулся, настоящий, по его словам, кошмар. Он добавил, что недавно забыл, как 
это будет по-английски и сказал спрашивающему, что по-английски кошмарный сон 
называется «a mare's nest». Это, конечно, бессмыслица, a mare's nest означает 
невероятную историю, небылицу, кошмарный сон же переводится как «night-mare». 
Этот случай, кажется, не имеет с предыдущим ничего общего, кроме одного 
элемента – английского языка, но мне он напомнил один маленький эпизод, 
происшедший примерно на месяц раньше. П. сидел у меня в комнате, когда 
неожиданно после долгой разлуки ко мне вошел другой приятный мне гость из 
Лондона, д-р Эрнест Джонс. Я подал ему знак пройти в другую комнату, пока я 
договорюсь с П. Но тот сразу узнал его по висящей в приемной фотографии и даже 
выразил желание быть ему представленным. А Джонс является автором монографии о 
кошмарном сне – night-mare (1912); я не знал, известна ли она была П. Тот 
избегал читать аналитические книги.

Сначала я хотел бы показать вам, как можно аналитически понять связь фантазий П.
 и их мотивировки. В отношении фамилии Forsyte или Forsyth П. имел ту же 
установку, что и я, она означала для него то же самое, я вообще обязан ему 
знакомством с этой фамилией. Примечательным был факт, что он внес эту фамилию 
неожиданно в анализ вскоре после того, как в результате нового события, 
прибытия лондонского врача, она приобрела для меня значение в другом смысле. Но 
может быть, не менее интересным, чем сам факт, является способ появления 
фамилии в нашей аналитической беседе. Он даже не сказал: сейчас мне при– 
[325]
шла в голову фамилия Forsyte из известных вам романов, но сумел вплести ее в 
свои переживания безо всякого осознанного отношения к этому источнику и извлек 
ее оттуда на свет божий, что могло бы произойти давно, но до сих пор не 
происходило. А затем он сказал: я тоже Форсайт, ведь девушка меня так называет. 
Трудно не распознать смешения ревнивого притязания и горького самоуничижения, 
которые нах