), к захватывающим разъяснениям совершенно 
темных симптомов так на– 
[38]
зываемой Dementia praecox* К. Г. Юнгом (1907), относящимся к тому времени, 
когда этот исследователь был только психоаналитиком и еще не хотел быть 
пророком, и ко всем работам, которые заполонили с тех пор наши журналы. Именно 
в этих исследованиях у нас нет недостатка. Анализ, толкование, перевод 
невротических симптомов так захватили психоаналитиков, что в первое время они 
забросили другие проблемы невротики.

Кто из вас возьмет на себя такой труд, получит несомненно сильное впечатление 
от обилия доказательств. Но он столкнется и с одной трудностью. Смысл симптома, 
как мы узнали, кроется в его связи с переживанием больного. Чем индивидуальное 
выражен симптом, тем скорее мы можем ожидать восстановления этой связи. Затем 
возникает прямая задача найти для бессмысленной идеи и бесцельного действия 
такую ситуацию в прошлом, в которой эта идея была оправданна, а действие 
целесообразно. Навязчивое действие нашей пациентки, подбегавшей к столу и 
звонившей горничной, является как раз примером этого рода симптомов. Но 
встречаются, и как раз очень часто, симптомы совсем другого характера. Их нужно 
назвать «типичными» симптомами болезни, они примерно одинаковы во всех случаях, 
индивидуальные различия у них отсутствуют или, по крайней мере, настолько 
уменьшаются, что их трудно привести в связь с индивидуальным переживанием 
больных и отнести к отдельным пережитым ситуациям. Обратимся опять к неврозу 
навязчивых состояний. Уже церемониал укладывания спать нашей второй пациентки 
имеет в себе много типичного, при этом, однако, достаточно 
индивидуальных

–
* Раннее слабоумие (лат.) – одно из названий шизофрении. – Прим.. ред. перевода.


[39]
черт, чтобы сделать возможным, так сказать, историческое толкование. Но все эти 
больные с навязчивыми состояниями склонны к повторениям, ритмизации при 
исполнении действий и их изолированию от других. Большинство из них слишком 
много моется. Больные, страдающие агорафобией (топофобией, боязнью 
пространства), которую мы больше не относим к неврозу навязчивых состояний, а 
определяем как истерию страха (Angsthysterie), повторяют в своих картинах 
болезни часто с утомительным однообразием одни и те же черты. Они боятся 
закрытых пространств, больших открытых площадей, далеко тянущихся улиц и аллей. 
Они чувствуют себя в безопасности, если их сопровождают знакомые или если за 
ними едет экипаж и т. д. На эту общую основу, однако, отдельные больные 
накладывают свои индивидуальные условия, капризы, хотелось бы сказать, в 
отдельных случаях прямо противоположные друг другу. Один боится только узких 
улиц, другой – только широких, один может идти только тогда, когда на улице 
мало людей, другой – когда много. Точно так же и истерия при всем богатстве 
индивидуальных черт имеет в избытке общие типичные симптомы, которые, 
по-видимому, не поддаются простому историческому объяснению. Не забудем, что 
это ведь те типичные симптомы, по которым мы ориентируемся при постановке 
диагноза. Если мы в одном случае истерии действительно свели типичный симптом к 
одному переживанию или к цепи подобных переживаний, например, истерическую 
рвоту к последствиям впечатлений отвращения, то мы теряем уверенность, когда 
анализ рвоты в каком-то другом случае вскроет совершенно другой ряд видимо 
действующих переживаний. Тогда это выглядит так, как будто у истеричных рвота 
проявляется по неизвестным причинам, а добытые анализом исторические поводы яв– 
[40]
ляются только предлогами, используемыми этой внутренней необходимостью, когда 
они случайно оказываются.

Таким образом, мы скоро приходим к печальному выводу, что хотя мы можем 
удовлетворительно объяснить смысл индивидуальных невротических симптомов 
благодаря связи с переживанием, наше искусство, однако, изменяет нам в гораздо 
более частых случаях типичных симптомов. К этому следует добавить еще то, что я 
познакомил вас далеко не со всеми трудностями, возникающими при 
последовательном проведении исторического толкования симптомов. Я и не хочу 
этого делать, потому что хотя я намерен ничего не приукрашивать или что-то 
скрывать от вас, но я и не могу допустить, чтобы с самого начала наших 
совместных исследований вы были беспомощны и обескуражены. Верно, что мы 
положили лишь начало пониманию значения симптомов, но мы будем придерживаться 
приобретенных знаний и шаг за шагом продвигаться в объяснении еще не понятого. 
Попробую утешить вас соображением, что все-таки вряд ли можно предполагать 
фундаментальное различие между одним и другим видом симптомов. Если 
индивидуальные симптомы так очевидно зависят от переживания больного, то для 
типичных симптомов остается возможность, что они ведут к переживанию, которое 
само типично, обще всем людям. Другие постоянно повторяющиеся черты могут быть 
общими реакциями, навязанными больному природой болезненного изменения, 
например, повторение или сомнение при неврозе навязчивых состояний. Короче 
говоря, у нас нет никакого основания для того, чтобы заранее падать духом, 
посмотрим, что будет дальше.

С совершенно аналогичным затруднением мы сталкиваемся и в теории сновидения. В 
наших прежних беседах о сновидении я не мог коснуться ее. Явное 
[41]
содержание сновидений бывает чрезвычайно разнообразным и индивидуально 
изменчивым, и мы подробно показали, что можно пол