ной и женщиной, так что несовместимость половой любви и
массовой привязанности развилась поздно. Теперь может получиться такое
впечатление, как будто это предположение несовместимо с нашим мифом о
первобытной семье. Любовь к матерям и сестрам явилась для братьев стимулом к
убийству отца, и трудно представить себе, чтобы эта любовь была исковерканной,
непримитивной, т. е. она должна была соединять в себе нежную и грубо 
чувственную
любовь. Однако при дальнейшем рассуждении это возражение становится
подтверждением. Одной из реакций на убийство отца было установление
тотемистической экзогамии, запрета, касавшегося какого бы то ни было
сексуального отношения с женщинами, принадлежавшими к родной семье и нежно
любимыми с самого детства. Этим был вбит клин между нежными и грубо 
чувственными
побуждениями, клин, который прочно сидит еще и в настоящее время в любовной
жизни40. Вследствие этой экзогамии грубо чувственные потребности мужчин должны
были удовлетворяться чужими и нелюбимыми женщинами.
В больших искусственных массах, в церкви и войске, женщина, как сексуальный
объект, не имеет места. Любовные отношения между мужчиной и женщиной остаются
вне этих организаций. Даже там, где образуются массы, состоящие из мужчин и
женщин, половое различие не играет никакой роли. Едва ли нужно спрашивать, 
имеет
ли либидо, спаивающее массу, гомосексуальную или гетеросексуальную природу, так
как оно не дифференцировано по полам и совершенно не имеет в виду генитальной
организации либидо.
Прямые сексуальные стремления также сохраняют до некоторой степени
индивидуальную деятельность для человека, обычно растворяющегося в массе. Там,
где они чрезвычайно усиливаются, они разрушают всякую массу. Католическая
церковь имела веские мотивы рекомендовать верующим безбрачие и наложить на 
своих
священнослужителей целибат, но влюбленность часто являлась и для духовных лиц
стимулом к выступлению из церкви. Равным образом любовь к женщине разбивает
массовые привязанности к расе, национальные рамки и социальные классовые
перегородки и выполняет благодаря этому важные культурные задачи. Несомненно,
что гомосексуальная любовь легче совместима с массовыми привязанностями даже
там, где она проявляется как незаторможенное сексуальное стремление. Это --
поразительный факт, объяснение которого завело бы нас слишком далеко.
Психологическое исследование психоневрозов доказало нам, что их симптомы 
следует
считать производными вытесненных, но оставшихся активными прямых сексуальных
стремлений. Эту формулу можно дополнить: симптомы могут также являться
производными таких заторможенных в смысле цели стремлений, при которых
торможение не совсем удалось или при которых имел место возврат к вытесненной
сексуальной цели.
Этому соотношению вполне соответствует тот факт, что человек становится под
влиянием невроза асоциальным и отщепляется от привычных масс. Можно сказать, 
что
невроз, подобно влюбленности, действует на массу разрушающе. Поэтому можно
видеть, что там, где есть сильный стимул к образованию массы, там невроз
отступает на задний план и может, по крайней мере, на некоторое время совсем
исчезнуть. Были сделаны даже имеющие основание попытки применить эту
несовместимость невроза и массы как терапевтическое средство. Даже тот, кто не
сожалеет об исчезновении религиозных иллюзий из современного культурного мира,
признает, что они являлись сильнейшей защитой от невротической опасности для
людей, которых они связывали. Нетрудно также видеть во всех этих привязанностях
к мистически-религиозным или философски-мистическим сектам и общинам выражение
псевдолечения разных неврозов. Все это связано с противоположностью между
прямыми и заторможенными в смысле цели сексуальными стремлениями.
Невротик предоставлен самому себе, он должен заменить себе своими симптомами те
огромные массы, из которых он выключен. Он создает себе свой собственный
фантастический мир, свою религию, свою бредовую систему и повторяет, таким
образом, институты человечества в искаженном виде, ясно свидетельствующем о
сильнейшем участии прямых сексуальных стремлений41.
Г. Приведем в заключение оценку с точки зрения либидинозной теории тех
состояний, которые мы изучали: влюбленность, гипноз, массу и невроз.
Влюбленность основана на одновременном существовании прямых и заторможенных в
смысле цели сексуальных стремлений, причем объекту уделяется часть
нарцисического "Я"-либидо. При влюбленности существует только "Я" и объект.
Гипноз разделяет с влюбленностью ограничение этими двумя лицами, но он основан
исключительно на заторможенных в смысле цели сексуальных стремлениях и ставит
объект на место "Я"-идеала.
Масса умножает этот процесс; она совпадает с гипнозом в природе спаивающих ее
влечений и в замене "Я"-идеала объектом, но при ней присоединяется 
идентификация
с другими индивидами, которая первоначально была возможна, вероятно, благодаря
одинаковому отношению к объекту.
Оба состояния, как гипноз, так и масса, являются наследственными осадками из
филогенеза человеческого либидо; гипноз -- как предрасположение, масса -- сверх
того как прямой пережиток. Замена прямых сексуальных стремлений стремлениями,
заторможенными в смысле цели, способствует в обоих случаях обособлению "Я" и
"Я"-идеала; начало этому было положено уже при влюбленности.
Невроз вы