ее «выключить» средствами психотерапии, то может прорваться огромный поток 
страха. Последствия этого непредсказуемы, если, конечно, чувство страха не 
удастся вытеснить более сильными эмоциями.
Все члены группы (понимавшие «марсианскую» речь и обучавшие ей Морта) отлично 
сознавали, что они так же, как и Морт, не бессмертны, однако не знают, когда 
это случится. Поэтому они тоже испытывали подобные чувства, но разумным образом 
сдерживаемые. Так же как и у Морта, время и усилия, затрачиваемые на сокрытие 
этих чувств, были теми факторами, которые мешали им свободно наслаждаться 
жизнью. Если подойти к вопросу с этой стороны, то можно предположить, что эти 
люди понимали разницу: прожить большую жизнь до старости, еще очень многое 
познать и увидеть или судьба Морта, которому отводилось всего лишь два года. И 
тогда становилось ясно, что важна не длительность жизни, а ее качество. 
Открытие это не новое и не удивительное, но путь к нему в данном случае был 
более тяжким, чем обычно, из-за присутствия постепенно умирающего человека. И 
это не могло не произвести на всех глубокого впечатления.
Все члены группы согласились, что жить — это значит трудиться, любоваться 
природой, слышать пение птиц и говорить людям приятные приветствия. Причем все 
это делать надо сознательно или спонтанно, не драматизируя и не лицемеря, 
сдержанно и с достоинством. Они также решили, что все, включая и Морта, должны 
выбросить «мусор» из головы. Они поняли, что его ситуация в определенном смысле 
не более трагична, чем их собственная, поэтому робость и сдержанность, 
вызванные его присутствием, улетучились. Теперь им было весело друг с другом, 
они могли говорить как равные. В результате Морт отодвинул на второй план все 
больничные заботы и полностью возобновил свою принадлежность к человеческому 
роду. Безусловно, все окружающие и он сам осознавали, что его проблемы 
значительно острее, чем у людей, у которых впереди многие годы жизни.




Рукопожатие


Пациенты, посетившие психотерапевта впервые, чаще всего представляются и 
пожимают ему руку. Правда, некоторые психотерапевты предлагают руку первыми. У 
меня в отношении рукопожатия свое мнение. Если пациент сердечно протягивает 
руку, я пожимаю ее, чтобы не быть невежливым, но делаю это формально, несколько 
удивляясь: почему он столь сердечен? Если пациент своим действием просто 
демонстрирует хорошее воспитание, то я пожимаю ему руку так, что мы понимаем 
друг друга: приятный ритуал не мешает предстоящей работе. Если же в пожатии его 
руки чувствуется отчаяние, то я жму ему руку твердо, как бы давая понять: его 
беда мне понятна.
Однако, когда я иду по коридору в приемную, все мое поведение, выражение лица, 
положение рук достаточно ясно показывают новым посетителям, ожидающим приема: 
упомянутой любезности лучше избегать. Это нужно для того, чтобы показать, что 
перед нами цель более серьезная, чем желание удостовериться во взаимной 
вежливости. И это обычно удается. Я не признаю рукопожатия в основном потому, 
что в большинстве случаев не знаком с этими людьми. Кроме того, встречаются 
посетители, не желающие, чтобы их кто-то касался.
Завершение беседы в кабинете психотерапевта — это совсем другое дело. Теперь о 
пациенте (имеется в виду мужчина) многое мне известно. И он кое-что обо мне 
узнал. Поэтому перед его уходом я специально останавливаюсь, чтобы пожать ему 
руку, причем я уже знаю, как лучше это сделать. Рукопожатие после беседы для 
пациента очень важно: оно означает, что я проникся к нему участием [Слово 
«участие» здесь употребляется отнюдь не в сентиментальном смысле. Оно означает: 
я согласен посвятить пациенту много времени и при этом приложить максимум 
усилий. — Прим. автора], несмотря на то, что он рассказал о себе весьма 
неблаговидные сюжеты. Если его нужно успокоить, рукопожатие будет успокаивающим,
 если же ему необходимо подтверждение его мужественности, мое рукопожатие 
вызовет у него такое чувство. Не подумайте, что это только тонко продуманное 
лицемерие. Нет! Это спонтанное и открытое признание того, что я принимаю его 
таким, каким узнал после часового обсуждения с ним его самых интимных проблем. 
С другой стороны, если я понимаю, что он намеренно, а не из естественной 
стеснительности обманывал меня или пытался злоупотребить моим доверием, то я 
вообще не подам ему на прощание руки. Если человек хочет видеть меня своим 
союзником, пытающимся ему помочь, то он должен вести себя достойно.
В отношении женщин почти все обстоит иначе. Если женщине требуется ощутимый 
знак моего участия, я пожму ей руку так, чтобы она это поняла. Если мне стало 
известно, что она избегает контакта с мужчинами, я попрощаюсь с ней корректно, 
но без рукопожатия. Этот пример хорошо объясняет одну из причин, из-за которой 
не нужно рукопожатие в качестве приветствия. Если я пожму ей руку вначале, еще 
не зная, с кем имею дело, то могу оттолкнуть ее от себя. Я как бы унижу ее 
достоинство и, возможно, оскорблю еще до беседы тем, что, прикоснувшись к ней, 
принудил ее из-за приличия коснуться меня.
В терапевтической группе я пользуюсь теми же методами. Я не произношу при 
встрече радостного приветствия участникам группы: я не виделся с ними целую 
неделю, поэтому еще не могу выбрать стиль общения с каждым из них. Сердечное 
приветствие может оказаться совсем не к месту в свете того, что могло случиться 
в последнее время. Но я подчеркнуто внимательно прощаюсь с каждым из участников 
в конце встречи. Теперь я знаю, кому говорить «до свидания», знаю, как это 
сказать в каждом конкретном случае. Предположим, у одной из женщин после нашей 
пре